Томас Рид - Оцеола, вождь семинолов

— Братья, — ответил наш офицер, — я боюсь, что ни белый генерал, ни Великий Отец — президент — не примут этих условий. Я уполномочен передать вам, что главнокомандующий может вести с вами переговоры только в том случае, если вы полностью подчинитесь и дадите согласие на переселение.

— Куури! Куури! Никогда! — в едином порыве гордо воскликнули Коа-хаджо и Оцеола. Их решительный тон подтверждал, что они и не думали сдаваться.

— Почему мы должны покориться? — с удивлением спросил негр. — Мы не побеждены. Мы побеждаем вас в каждой битве. Мы разбили ваших солдат — один, два, три раза. Мы разбили вас. Черт возьми, мы тоже умеем хорошо убивать вас! Почему же мы должны покориться? Мы пришли предложить свои условия, а не выслушивать ваши.

— То, что произошло до сих пор, еще не решает дело, — ответил офицер. — Мы, во всяком случае, сильнее вас, и в конце концов мы вас одолеем.

И снова два вождя одновременно воскликнули:

— Куури!

— Не ошибаетесь ли вы, белые, насчет наших сил? Мы не так слабы, как вы думаете. Нет, черт возьми!

Негр вопросительно взглянул на своих товарищей, и те кивком изъявили согласие. Тогда Оцеола, взявший теперь на себя главную роль, обернулся к лесу и издал какой-то особый пронзительный звук.

Не успело эхо от его голоса замереть в воздухе, как вечнозеленые кусты зашелестели и задрожали. Из лесу выступили ряды смуглых индейских воинов. Они выступили вперед и построились в боевой порядок, так что мы легко могли их сосчитать.

— Сочтите наших воинов, — воскликнул Оцеола торжественным тоном, — и вы узнаете, сколько у вас врагов!

При этом ироническая усмешка мелькнула у него на губах. Несколько секунд он стоял молча и смотрел на нас.

— Ну, как вам кажется? Эти молодые воины — а их здесь полторы тысячи, — разве они выглядят изможденными и покорными? — продолжал молодой вождь. — Нет, они готовы воевать до тех пор, пока кровь последнего из них не впитается в родную землю! Если им суждено погибнуть, то они хотят погибнуть здесь, во Флориде, где они родились, где похоронены их отцы. Мы взялись за оружие потому, что вы надругались над нами и замыслили изгнать нас отсюда. За ваши притеснения мы уже отомстили. Мы убили многих ваших солдат и считаем, что мы этим удовлетворены. Мы не хотим больше убивать, но и переселяться тоже не хотим. Мы никогда не изменим своего решения! Мы сделали вам честное предложение. Примите его, и война сейчас же окончится. Отвергните его — и снова польется кровь. Клянусь Великим Духом, прольются реки крови! Красные столбы войны у наших жилищ снова и снова будут окрашены кровью бледнолицых врагов. Мир или война — выбирайте сами!

Окончив свою речь, Оцеола сделал знак рукой смуглым воинам, стоявшим у леса. И они исчезли молча, почти таинственно, так же мгновенно, как и появились.

Мы уже собирались выдвинуть некоторые возражения на пламенную речь молодого вождя, как вдруг издали раздались выстрелы и крики. Они доносились с той стороны, где расположились индейцы, и, хотя были едва слышны из-за дальности расстояния, ясно говорили о том, что началось наступление.

— Ага! Нечестная игра! Измена! — воскликнули вожди. — Бледнолицые лжецы! Вы пожалеете об этом предательстве! — И все трое, не теряя времени на дальнейшие разговоры, бросились в лес к своим воинам.

Мы вернулись в лагерь, где все тоже слышали выстрелы и решили, что бригада Клинча напала на передовые посты индейцев. Солдаты уже построились в боевой порядок и были готовы выступить. Через несколько минут был дан сигнал, и отряд двинулся вдоль берега реки.

Солдаты с нетерпением ожидали битвы. Проведя столько дней в позорном бездействии, изнуренные голодом и удрученные бесславным поражением, они видели перед собой удобный случай восстановить свою воинскую честь и жаждали наказать свирепого врага. Теперь, когда один наш отряд находился в тылу у индейцев (так заранее было условлено между генералами), а другой двигался на них прямо, как же могли индейцы избегнуть гибели? Они вынуждены сражаться и будут разбиты.

Так думали все — и офицеры и солдаты. Сам главнокомандующий был в отменном настроении. Его стратегический план удался полностью: неприятель был окружен, его заманили в ловушку. Генералу предстоит великая победа. Его ждут целые горы лавровых венков.

Мы шли вперед. До нас доносились звуки выстрелов, теперь уже одиночных. Знакомого индейского военного клича не было слышно. Мы бросились в атаку и ворвались на холмы, окружавшие водоем, но и в тенистых чащах мы не обнаружили противника. По-видимому, индейцы все еще находились между нами и прибывшим подкреплением. Неужели им удалось ускользнуть?

Нет… Вот они на другой стороне луга… Показались из леса и идут к нам навстречу. Они хотят сражаться с нами… Вот…

Однако эти синие мундиры и белые пояса, эти каски и сабли — это не индейцы! Это не враги — это солдаты из бригады Клинча!

К счастью, мы вовремя узнали их А иначе мы могли бы в схватке уничтожить друг друга.

Два отряда сошлись вместе и после короткого совещания между генералами приступили к поискам неприятеля.

На это были потеряны долгие часы, но мы не нашли ни одного индейца.

Оцеола совершил неслыханный в анналах военной истории стратегический маневр: он провел полторы тысячи воинов между двумя отрядами, численный состав которых был равен его войскам и которые обстреливали его продольным огнем, и не оставил ни одного убитого. Да что там! Не оставил даже никакого следа своего отступления! Индейское войско, так недавно стоявшее перед нами в полном боевом порядке, сразу разбилось на тысячу частей и растаяло как бы по волшебству.

Враг исчез неизвестно куда, и разочарованным генералам снова пришлось увести свои войска в форт Кинг.

Толпа разъединила нас. Когда я пробился через нее,

Исчезновение индейского войска было, само собой разумеется, объявлено «победой». Эта победа, однако, прикончила бедного старого Гейнса — по крайней мере, его военную славу. После этого он с радостью отказался от поста, которого раньше так добивался.

Теперь главнокомандующим был назначен уже третий генерал.

Этот офицер — фамилия его была Скотт — пользовался большей известностью, чем его предшественники. Удачная рана, полученная в прежних войнах с Англией, высокий чин, изрядная доза политического фиглярства, а главным образом весьма вольный перевод французской «Системы тактики», за автора которого он выдавал себя, — все это создало генералу Скотту известность в глазах американского общественного мнения на протяжении двадцати лет. [77] Вся политическая и военная карьера Скотта была рядом сплошных ошибок. Кампания, проведенная им в Мексике, не выдерживает никакой критики. Многочисленные промахи, которые он тогда совершил, привели бы к самым роковым последствиям, если бы они не были в какой-то мере исправлены офицерами, находящимися у него в подчинении, а также неукротимой доблестью солдат. Битва при Молина дель Рей и перемирие при Санта-Анне были военными ошибками, недостойными даже воспитанника, только что выпущенного из училища. Я беру на себя смелость утверждать, что каждый бой был сражением двух неорганизованных масс, причем результат зависел от чистой случайности, или, скорее, от отчаянной храбрости войск, с одной стороны, и позорной трусости — с другой. (Примеч. автора.)