Афанасий Фет - Рассказы

- Что вы тут делаете? - спрашивает Павел Ильич.

- Разве не видите что? - отвечает Иван, - разыгрываем для. Аполлона-то алегру.

- А, а! ну! ну! Бог с вами! играйте, играйте!

С этими словами седая голова Павла Ильича исчезла, и дверь снова затворилась. Сколько синеньких с этого рокового утра должен был заплатить дядюшка в пользу фризового виртуоза, за ноты, приносимые им Ивану! Убежденный в пользе, которую приносил Аполлону своим искусством Иван, дядюшка крайне дорожил им и готов был сносить все его грубости. Сережа первый ясно разгадал их отношения, и вот какой сцены я был однажды свидетелем.

Мы с Сережей вечером готовили назавтра уроки. Не знаю, зачем вошел к нам в комнату Иван.

- Что? Кончили сегодня? - спросил его Сережа, отодвинув лексикон Кронеберга и облокотясь на стол с самым серьезным выражением лица.

- Кончить-то кончили, да что толку-то? - отвечал Иван, махнув своей могучей рукою.

- Стало быть, ты недоволен своим учеником?

- Есть чем быть довольну! Я этакой тупицы не видывал. Уж я ему сколько раз говорил: "Никакого, мол, из тебя пути не будет". Тоже свою амбицию соблюдает. Как же, студент! Какой он студент? Отец-то выплакал да вымолил - вот он и студент. Век по пачпорту хожу, такого пня не видывал.

- А где твой пачпорт? - спросил Сережа, подмигивая мне.

- Как где? Известно где, у барина, у Павла Ильича.

- То-то и есть, у Павла Ильича! А еще артист! Вот ты по Москве ходишь; всяк тебя видит и знает, что ты артист; а могут подумать, что ты крепостной Павла Ильича. Кто ж знает, что ты вольный человек? Пачпорт у барина, так ты человек без голоса. Концерт ли где собирается - ты ничего не значишь. Пачпорта нет, так и молчи.

Опустя свои мощные руки, Иван безмолвно слушал Сережу с каким-то тупым выражением глаз. Вдруг, будто очнувшись от сна, он повернулся и быстрыми шагами вышел из комнаты.

- Настроил я его! - сказал Сережа, заливаясь со смеху, - пойдем посмотрим, верно, будет потеха.

Мы потихоньку вышли в залу. Дверь в кабинет отворена. На письменном столе горят две свечи, и дядюшка сидит, углубленный в переписку с Верой Петровной. Без всяких околичностей Иван стал против Павла Ильича и закричал:

- Отдайте пачпорт.

- Что ты, Иван? что с тобою? какой пачпорт? - возразил дядюшка.

- То-то, то-то, не знаете какой пачпорт? Что я? дурак, что ли, попался вам? Отдайте мой пачпорт.

- Что ты, Иванушка! На что тебе пачпорт?

- Отдайте мой пачпорт! Что я за человек есть без пачпорта? Да я просто никакого голоса в Москве не имею. Отдайте пачпорт!

Долго эта сцена продолжалась, к немалому удовольствию Сережи. С большим трудом успел наконец добрый дядюшка убедить Ивана, что он и без пачпорта может пользоваться в Москве всеобщим уважением.

Не одна забота на пользу Аполлона так тяжело доставалась Павлу Ильичу: удовольствия сына были для старика не последним источником беспокойства.

Приезжавшие к нам в дом с визитами были по большой части старые, короткие знакомые дядюшки и потому входили без доклада. Один из таких посетителей был генерал Морев.

- Что это вас так давно не видать, почтеннейший Павел Ильич? - сказал однажды генерал, входя. - Я уже думал, не больны ли вы?

- Присядьте-ка вот тут, ваше превосходительство. Точно, это время что-то нездоровится. Это вам, молодым людям, зима нипочем, а нашему брату старику вечерние выезды зимой - просто беда. Вот с неделю уже сижу дома. Что новенького в Москве слышно?

- Да теперь все только и говорят о предстоящем торжестве и бале в Собрании. На Кузнецком от экипажей ни пройти, ни проехать. Все бросилось заказывать наряды.

- Слышал, слышал, ваше превосходительство, от сына. Не дает мне прохода: "поедем в Собрание, да и только". Что ж? грешен, люблю побаловать умных детей; да здоровье-то не позволяет по ночам таскаться. Ведь вы, ваше превосходительство, верно будете на бале.

- Непременно. Мне почти нельзя не быть.

- Вот бы истинно обязали меня, старика, кабы сына моего взяли с собой.

- С большим удовольствием. Бал послезавтра, а до тех пор я буду еще у вас.

Генерал уехал.

В доме поднялась суматоха. Студентам в то время дозволялось еще ходить в статском платье; но являющиеся в Собрание в мундире должны были быть в белых штанах, чулках и башмаках. Мог ли Аполлон отказаться от такого костюма? Привели портного; заказали платье с условием, чтоб послезавтра все было готово. Наступил желанный день. С утра несколько гонцов отправлено к портному. Дядюшка, переваливаясь с ноги на ногу, в волнении ходил по зале, приговаривая: "А Морева-то нет! Вот подожду портного, да и сам поеду к генералу". В первом часу портной принес платье. "Одевайся в зале; здесь виднее, да и зеркала такого большого нет в других комнатах", - заметил дядюшка. Надев бальную форму, Аполлон стал вертеться перед зеркалом, но, по малому росту, видел только свою голову с золотыми очками на носу.

- Я хочу себя видеть, - пищал он визгливым дискантом.

- Аполлон Павлыч, - заметил Евсей, - позвольте, батюшка, я вас на стол поставлю: и вам и портному будет видней-с.

Сказано - сделано. Увидев себя во всем блеске бальной формы, Аполлон в восторге стал вертеться и ломаться на столе самым живописным образом. Дверь в залу отворилась, вошел генерал Морев.

- А я только что собирался к вам, ваше превосходительство! -вскричал Павел Ильич. - Видите, мы совсем готовы, - прибавил он, указывая на сына.

- Вижу, вижу, - отвечал генерал, и мгновенная улыбка, озарившая лицо его, тотчас же уступила место самому серьезному выражению. - Я к вам на минутку. Извините, почтеннейший Павел Ильич, право некогда.

- Ну так как же вечером-то? - спросил дядюшка, - вы заедете ко мне?

- Нет, уж извините, право не могу.

- Так я к вам привезу Аполлона, часу в одиннадцатом.

- Как вам угодно.

С этим словом Морев раскланялся и уехал. Вечером те же сборы, хлопоты, притиранья, завиванья. Подали желтую карету.

- К генералу Мореву! - закричал Евсей кучеру и, хлопнув дверцами, побежал к запяткам. Дядюшка и двоюродный братец уехали.

- Вот разодолжит генерал-то! - заметил Сережа, заливаясь со смеху. - Ты увидишь, он от него откажется.

Предсказание Сережи сбылось. Через час дядюшка привез обратно расстроенного Аполлона: генерал не поедет в Собрание. Подобных передряг было много; тем не менее дядюшка старался упрочить для нас, как он выражался, знакомство с хорошими людьми. Об одном из подобных знакомств придется говорить подробнее.

V

Недели через две после того, как Аполлон Павлович поступил в университет, дядюшка объявил, что всех нас повезет к Наталье Николаевне. На другой день желтая карета, продребезжав довольно долгое время по Москве, провезла нас между двумя львами на воротах и, въехав на довольно обширный, усыпанный песком двор, остановилась у подъезда. Евсей, соскочив с запяток, побежал на крыльцо. Через минуту он воротился, подножка застучала, и мы все трое: Аполлон, Сережа и я, отправились за дядюшкой в приемную.