Марк Твен - Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий.

Путеводители. — Я строю планы насчет обратного пути. — Ледник как средство передвижения. — Спуск на парашютах. — У каждого находится отговорка. — Мы оставляем ледник. — На пути в Церматт .

Путеводители хоть кого обескуражат. Читатель видел, с какими трудностями сталкивается человек, совершая великое восхождение из Церматта к Рифельбергской гостинице. А посмотрите, какую ахинею несет на этот счет Бедекер!

1. Дистанция — три часа ходу.

2. Сбиться с дороги невозможно.

3. Проводник не требуется.

4. От Рифельбергской гостиницы до Горнер–Грата полтора часа ходу.

5. Подъем нетруден. Проводник не требуется.

6. Церматт — высота над уровнем моря 5315 футов.

7. Рифельбергская гостиница – высота над уровнем моря 8429 футов.

8. Горнер–Грат — высота над уровнем моря 10289 футов.

Я самым энергичным образом опроверг эту галиматью, сообщив мистеру Бедекеру следующие данные:

1. Переход от Церматта к Рифельбергской гостинице — семь дней.

2. Сбиться с дороги вполне возможно. А если со мной это случилось с первым, не откажите засвидетельствовать мой приоритет.

3. Проводники нужны, так как, не будучи местным жителем, трудно разобраться в надписях, указывающих дорогу.

4. Высота ряда пунктов над уровнем моря дается с обычной для Бедекера точностью. Он только обсчитывает вас на каких–нибудь сто восемьдесят — сто девяносто тысяч футов.

Арника оказывает прямо–таки волшебное действие. Мои люди мучительно страдали, так как в силу сидячей жизни натерли себе волдыри. В течение двух–трех дней они могли только лежать или ходить, но арника так помогла им, что на четвертый день все они уже были в состоянии сидеть. Полагаю, что выдающимся успехом нашего великого начинания я обязан преимущественно арнике и снотворному.

Когда здоровье и силы моих людей восстановились, я стал думать о том, как переправить их вниз. Мне не хотелось снова подвергать этих храбрецов трудностям, опасностям и испытаниям пройденного мучительного пути. Прежде всего, у меня мелькнула мысль о воздушных шарах, но, разумеется, с этой идеей пришлось расстаться, — ибо где их взять, воздушные шары? Были у меня и другие планы, но по здравом размышлении я и от них отказался. Наконец я напал на правильную мысль. Установлено, что ледники непрерывно движутся, я вычитал это в Бедекере. И мне пришло в голову, что всего проще нам спуститься в Церматт на борту Горнерского ледника.

Отлично! Правда, надо было еще обдумать, как бы нам поудобнее переправиться на ледник, — спуститься обычной, бесконечно петляющей мульей тропой казалось мне и долго и утомительно. Опять я раскинул мозгами, и у меня блеснула гениальная мысль. Стоя на Горнер–Грате, мы видели внизу на глубине в тысячу двести футов огромную замерзшую реку — это и есть Горнерский ледник. А ведь у нас имелось с собой сто пятьдесят четыре зонта — чем не парашюты?

Охваченный энтузиазмом, я посвятил в эти смелые планы Гарриса и уже готов был перейти к делу: вся моя команда должна была собраться на Горнер–Грате и, вооружившись зонтами, прыгать повзводно — каждый взвод под началом своего проводника. Но Гаррис удержал меня, умоляя не торопиться.

— Практиковался ли этот метод в Альпах когда–либо раньше? — полюбопытствовал он; и, услышав, что мне ничего о таких попытках не известно, заявил, что считает это предприятие весьма ответственным. Чем сразу прыгать всей командой, не разумнее ли совершить сперва индивидуальный опыт и посмотреть, что получится.

Это был дельный совет, и я сразу же внял ему. Поблагодарив своего агента, я предложил ему самому, не откладывая дела в долгий ящик, привязаться к зонту и произвести попытку; если спуск сойдет благополучно, распорядился я, пусть он помашет нам шляпой, и тогда я тем же порядком посажу на борт всю остальную команду.

Гаррис был тронут моим доверием и сказал мне это с заметной дрожью в голосе, однако тут же добавил, что он недостоин такого явного предпочтения: как бы другие не стали ему завидовать, еще скажут, пожалуй, что он бесчестными путями домогался этого назначения, тогда как он не только не искал его, но даже втайне о нем не помышлял.

Я сказал Гаррису, что эти чувства делают ему честь, но нельзя же из–за какой–то завистливой мелюзги отказаться от неповторимой возможности — заработать славу человека, первым спустившегося на парашюте с Альп. Нет, убеждал я его, он должен принять мое предложение, ибо это уже не предложение, а приказ.

Гаррис с чувством поблагодарил, меня, сказав, что такая постановка вопроса в корне меняет дело. После чего он удалился и вскоре вернулся с зонтом, проливая слезы признательности и стуча зубами от восторга. В это время невдалеке показался наш главный проводник. При виде его лицо Гарриса озарилось неизъяснимой нежностью, и он сказал:

— Дня четыре назад этот человек нанес мне тяжкое оскорбление, и я поклялся, что не я буду, если не заставлю ею понять и признать, что самая благородная месть — воздать врагу добром за содеянное зло. А потому я отказываюсь в его пользу. Назначь его!

Я заключил своего великодушного друга в объятия и воскликнул:

— Ты благородная душа, Гаррис! Клянусь, ты никогда не пожалеешь о своем геройском поступке, и весь мир о нем услышит. Когда–нибудь тебе будет предоставлена еще более замечательная возможность — если я только буду жив, конечно, — запомни это!

И тут я подозвал к себе главного проводника и поручил ему прыгать с зонтом. Но он отнесся к моему предложению без всякого энтузиазма, моя идея его не зажгла.

— Мне привязаться к зонту и спрыгнуть с Горнер–Грата? Нет уж, прошу прошенья! Если мне захочется отправиться ко всем чертям, я найду более приятный способ это сделать.

Как выяснилось из дальнейшего, он считал мой проект более чем опасным — безумным. Он не убедил меня, но, не желая серьезно рисковать и ставить под угрозу интересы всей экспедиции в целом, я отпустил его. Я не знал, как мне быть, пока не вспомнил о латинисте.

Латинист был немедленно приглашен. Но тут же стал отказываться, ссылаясь на неопытность, на отвращение к публичным выступлениям, на полное отсутствие любознательности и так далее и тому подобное. Другой член экспедиции некстати схватил насморк и боялся сквозняков. Третий не решался прыгать за недостатком опыта и умения и ставил условием предварительную долгую тренировку. Четвертый боялся дождя, так как у него прохудился зонт. У каждого находилась отговорка. А в результате получилось то, о чем читатель, конечно, давно догадывается: на превосходнейшей идее пришлось поставить крест — только потому, что не нашлось предприимчивого человека, который решился бы воплотить ее в жизнь! Увы, мне пришлось пожертвовать моим гениальным проектом, хоть я и уверен, что кто–нибудь еще при моей жизни воспользуется им и присвоит себе мои лавры.