Пол Гэллико - Цветы для миссис Харрис

О своих намерениях миссис Харрис объявила на следующий день, вернее, вечер. Они с миссис Баттерфилд должны были пойти в кино (обычное еженедельное мероприятие); миссис Баттерфилд появилась в девятом часу, одетая по холодной погоде в пальто, и была поражена, обнаружив миссис Харрис на кухне, совершенно не готовую к походу и углубленную в изучение брошюрки под названием «ЗАРАБАТЫВАЙТЕ НА ДОМУ В СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ».

— Мы опоздаем, милочка! — увещевающе воззвала она. Миссис Харрис виновато взглянула на подругу.

— Я не иду, — ответила она.

— Не идешь в кино?! — эхом отозвалась миссис Баттерфилд. — Но это ж Мэрилин Монро!

— Ничего не поделаешь. Я не могу идти. Я экономлю.

— Господи помилуй! — воскликнула миссис Баттерфилд, на которую время от времени тоже накатывалось желание экономить. — И на что ты копишь?

Миссис Харрис пришлось сглотнуть прежде, чем она сумела ответить:

— На… мое платье от Диора.

— Боже мой, ты все-таки спятила, милочка! По-моему, ты говорила, что платье это, чтоб ему пусто было, стоит четыреста пятьдесят монет!

— А у меня уже есть сто два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов, — напомнила миссис Харрис. — И я скоплю остальное.

Миссис Баттерфилд покачала головой, и её подбородки колыхнулись.

— Что у тебя точно есть, так это характер, — заметила она. Вот я бы так не смогла! Вот что, милочка, — пошли в кино; сегодня я плачу.

Но миссис Харрис была непреклонна.

— Не могу, — возразила она. — Ведь я не смогу потом заплатит за. тебя! Миссис Баттерфилд тяжело вздохнула и принялась расстегивать пальто.

— Ну что ж, делать нечего, — проговорила она. — В конце концов, Мерилин Монро ещё не все в жизни. Чашечка чаю и хороший разговор ничуть не хуже. Ты слыхала, лорда Клеппера опять арестовали? Все та же история. Я ведь убираюсь у его племянника на Халкер-Стрит. Славный мальчик; вот с ним все в порядке — не то, что дядюшка!

Миссис Харрис приняла жертву подруги… но как могла незаметно посмотрела на чайницу, и взгляд её был виноватым. Сейчас чайница была почти полна, но скоро станет негостеприимно пустой. Потому что чай был в списке расходов, подлежащих сокращению. Она включила плиту и поставила чайник.

Так начался долгий и трудный период экономии и скудной жизни, которая, впрочем ничуть не отразилась на обычном расположении духа миссис Харрис — не считая лишь того, что она не могла уже позволить себе купить время от времени горшочек цветов и тем более тщательно лелеяла свои герани: ведь заменить их она уже не могла.

Она обходилась теперь без курения, хотя сигаретка-другая частенько скрашивала её дни. И без джина. Ходила пешком, а не ездила на автобусе или подземке; а когда в туфлях появились дыры, она подложила в них сложенную газету. Отказалась от своих любимых вечерних газет и добывала новости и сплетни из мусорных корзин клиентов днем позже. Экономила на еде и одежде. Экономия на пище могла бы даже повредить её здоровью, если бы не американка миссис Шрайбер. Миссис Харрис убиралась у неё обычно в обеденное время, и миссис Шрайбер угощала уборщицу, предлагая ей, например, яичницу или какую-нибудь холодную закуску из холодильника.

Теперь она не отказывалась от этого угощения.

Но в кино её больше не видели, как не видели и в «Короне» — пабе на углу. Она не пила чай, чтобы, когда придет черед миссис Баттерфилд быть её гостьей, в чайнице что-нибудь было. Она почти совсем испортила глаза, выполняя плохо оплачиваемую надомную работу: по ночам она вшивала молнии на спинки дешевых блузок. Единственная роскошь, которую она теперь себе позволяла — были три пенса в неделю на футбольную лотерею… но разумеется, молния отнюдь не спешила повторно ударить в одно и то же место. Однако миссис Харрис не могла отказаться от лотереи. Листая выброшенные, шестимесячной давности модные журналы, она следила за новинками Кристиана Диора (эта история происходила до того, как мэтр Диор неожиданно покинул наш мир). И её постоянно поддерживала вера в то, что однажды — и не в таком уж отдаленном будущем, — одно из этих удивительных, уникальных творений будет принадлежать ей.

И хотя миссис Баттерфилд по-прежнему полагала, что стремление обладать вещами, не приличествующими своей касте, до добра не доведёт и миссис Харрис ещё пожалеет о нем, — она преклонялась перед решимостью и мужеством подруги, поддерживала её в чем могла и, разумеется, хранила её тайну. Ибо миссис Харрис никого другого в свои планы и устремления не посвятила.

4

И вот как-то летним вечером миссис Харрис позвонила в дверь миссис Баттерфилд, будучи в состоянии возбуждения. Щечки-яблочки были куда румянее обычного, а маленькие глазки горели просто каким-то электрическим светом. По всему было видно, что её охватило «предчувствие», и это предчувствие влекло её сегодня на собачьи бега в Уайт-Сити — и она хотела, чтобы миссис Баттерфилд отправилась с ней.

— Проветриться хочешь, милочка? — обрадовалась миссис Баттерфилд. — Признаться, я и сама не прочь немножко прогуляться. Как твои сбережения?

От волнения голос миссис Харрис слегка охрип.

— Я накопила уже двести пятьдесят фунтов. Если их удвоить — я куплю свое платье уже на следующей неделе.

— Удвоить — или потерять, милочка? — озабоченно переспросила миссис Баттерфилд, верная своему пессимизму и всегда предпочитавшая смотреть на жизнь с теневой стороны.

— У меня предчувствие, — прошептала миссис Харрис. — Пошли — я плачу! Миссис Харрис ощущала не просто предчувствие, а, скорее, послание свыше.

Утром она встала с чувством, что наступил её счастливый день, что сегодня Бог взирает на неё с небес дружелюбно и с обещанием содействия.

Надо сказать, что миссис Харрис познакомилась с Богом ещё девочкой в воскресной школе, и с тех пор она сохраняла представление о Всевышнем как о чём-то среднем между нянюшкой, полисменом, магистратом и Санта Клаусом: всемогущеё существо с довольно изменчивым характером, но всегда интересующееся делами миссис Харрис. Она же всегда могла сказать, какое настроение сегодня преобладает у Всевышнего по тому, что происходит с ней лично. Она безропотно принимала кару, если чувствовала, что вела себя не вполне хорошо — принимала её, как приговор суда. Если же миссис Харрис вела себя примерно, она ожидала заслуженной награды; в несчастьях она просила о помощи — и ожидала её; а если ей везло, она была готова разделить успех с Господом. Иегова был её личным другом и защитником, хотя ей приходилось быть с Ним настороже, как если бы Он был старым джентльменом, подверженным время от времени необъяснимым приступам непростительных шалостей.

Так вот, в то утро миссис Харрис проснулась с чувством, что с ней должно случиться нечто очень хорошее; она была уверена, что это нечто непременно связано с её желанием обладать вожделенным платьем — что сегодня Он поможет ей приблизиться к своей мечте.