Лев Мей - Стихотворения

И не сказал, что пытки трушу.

Я и теперь не обману,

Когда скажу, что клонит к сну

Меня борьба, что за борьбою

Мне шаг до вечного покою.

Но ты полюбишь ли меня,

Хотя в гробу и, не кляня

Мой тленный труп, любовно ты возглянешь

На крышу гроба… Да?.. Обманешь!

(1861)

"Милый друг мой! Румянцем заката…"

Милый друг мой! Румянцем заката

Облилось мое небо, и ты,

Как заря, покраснела за брата

Прежней силы и юной мечты.

Не красней ты и сердцем воскресни:

Я ничем, кроме ласки и песни,

И любви без границ, без конца,

За тебя не разгневал Отца…

Приклонись же с молитвой дочерней

И припомни, что были всегда

И зарей и звездою вечерней

Утром - те же заря и звезда.

(1861)

Молодой месяц

Ясный месяц, ночной чародей!..

Вслед за зорькой вечерней пурпурной,

Поднимись ты стезею лазурною,

Посвети мне опять поскорей…

Сердце молотом в грудь мне колотится,

Сердце чует, к нему не воротится

Все, с чего обмирало оно…

Все далеко теперь… Но далекую

Пережил бы я ночь звездоокую -

При надежде… А то - все темно.

(1861)

Четыре строки

Нет предела стремлению жадному…

Нет исхода труду безуспешному…

Нет конца и пути безотрадному…

Боже, милостив буди мне грешному.

(1861)

Зачем?

Зачем ты мне приснилася,

Красавица далекая,

И вспыхнула, что в полутьме,

Подушка одинокая?

Ох, сгинь ты, полунощница!

Глаза твои ленивые,

И пепел кос рассыпчатый,

И губы горделивые, -

Все наяву мне снилося,

И все, что греза вещая,

Умчалося и н'а сердце

Легла потьма кромешная…

Зачем же ты приснилася,

Красавица далекая,

Коль сгинет вместе с грезою

Подушка одинокая?..

(1861)

(посвящается С.П. Колошину)

В галерее сидят господа;

Судьи важно толкуют в беседке;

А народу-то сколько - беда;

Словно вешние мошки на ветке.

На обои перила реки

(Еле держат чугунные склепы)

Налегли всем плечом мужики,

Чуйки, шубы, поддевки, салопы.

И нельзя же: бег на десять верст!

Ходуном все пошло в ожиданьи:

Поднял дьякон раздумчиво крест,

Погрузился в немом созерцаньи;

Бьются трое купцов об заклад;

Тараторят их три половины.

И глядят сотни раз и глядят

На залитые в яхонты льдины,

На воткнутые в ярком снегу

И столбы, и с веревками стойки,

И знакомые всем на бегу

Призовые удалые тройки.

Что за стати у бойких коней!

Что за сбруи, за легкие сани!

А наезник-от, ей-же вот - ей,

Вон, вон этот в нарядном кафтане:

Уж хорош больно!..

Я сквозь толпу,

Хоть бокам и была перебойка,

Пробрался-таки прямо к столбу…

Это что же за новая тройка?

Не видали…

В корню калмычок.

Две дон'ечки дрожат на пристяжке;

У задка сел с кнутом паренек.

И в санях, и во всей-то запряжке

Ничего показного на взгляд.

Сам наезник, быть надо, в харчевне…

Знать, в ночном побывал он не раз,

Да и вырос в глуши на деревне,

Что с дружками ему на бегу

Надо выпить пар с двадцать чаечку?

Так и есть: вон лежит на снегу

Рукавица по кисть в оторочку.

Так и есть вон он сам и в дверях

У харчевни! Лег'ок на помине!

Астраханка на черных бровях,

А дубленка на серой овчине.

Ждут звонка… Чу!.. Никак и звонят?..

Чу! В судейской самой прозвенели…

Тройки чинно сравнялися в ряд -

И последний звонок.

Полетели.

На дугу, на оглобги, гужи,

На постромки все в раз налегая,

Понеслись, что весну стрижи,

Дружка дружку шутя обгоняя.

Только новая все отстает

Больше, больше и вовсе отстала,

А с наездника, как поворот,

Шапка н'аземь грехом и упала!..

А он что же? Он тройку сдержал,

Поднял шапку, на брови надвинул,

У парнишки-то кнут отбрал,

Стал на место, как крикнет и стигнул…

Боже, господи! Видишь во дню,

А не то, чтобы ночью, с постели:

Словно вихорь завился в корню,

А в уносе-то вьюги-метели!

Закрутили весь снег, понесли

В изморозной сети, без догони,

До столба, до желанной дали…

Донеслися и фыркнули кони…

И далеко ж умчались они

Ото всех, хоть и все догоняли

И догнали, что ласточку пни,

Да и то запыхались - устали…

А они?.. На - возьми - подавай

Хоть сейчас ко крыльцу королевне.

А наездник?

Прости, брат, прощай!..

Знать, пирует с дружками в харчевне.

(Петербург, 13 февраля 1862 года)

Мороз (посвящено кому - то)

Голубушка моя, склони ты взоры к долу,

Взгляни ты на окно: какие там узоры

На стеклах расписал наш дедушка мороз

Из лилий, ландышей и белоснежных роз.

Взгляни, как расписал он тайно иль не тайно,

Случайно говоря, а, может, не случайно,

Хотя бы например, вот это бы стекло?

Взгляни: перед тобой знакомое село,

Стоит оно себе пожалуй на пригорке…

(Май 1862 года)

Антологические стихотворения.

(Посвящается графу Григорию Александровичу

Кушелеву-Безбородко)

Пир в золотых чертогах у Нерона,

Почетный пир для избранных друзей…

Сам кесарь созвал дорогих гостей

На празднества в честь муз и Аполлона.

Сам кесарь муз избрал средь гордых жен

И юных дев блистательного Рима:

Особый день был каждой посвящен,

И каждая была благотворима.

Уж восемь раз решали первенств'о

Для новой музы брошенные кости,

И восемь раз ликующие гости

Меняли пир, меняли божество, -

И вот настал час для Мельпомены,

Для остальной красивицы-камены.

Триклиниум… От праздничных огней

Горят богов изваянные лики,

Горит цветной помост из мозаики,

Горит резьба карнизов и дверей,

И светятся таинственные хоры.

На раздвижном высоком потолке

Озарено изображенье Флоры -

В венке из роз, с гирляндою в руке:

Склонившись долу светлыми кудрями,

Богиня на послушных облаках,

С улыбкою весенней на устах,

Проносится над шумными гостями,

И, кажется, лилейные персты

Едва-едва не выронят цветы…

И кстати бы! давно пируют гости;

Давно в крат'ерах жертвенных вино

Пред стауи богов принесено

И р'озлито рабами на помосте;

Давно и навык и талант прямой

В науке пиршеств поваром наказан;

Давно и пес цепочкой золотой

К тяжелому светильнику привязан…

А все еще пирующим венков

Рабыни на чело не возлагали

И пышных лож еще не устилали

Живым ковром из листьев и цветов;

Но каждое покрыто было ложе

Иль тигровой, иль барсовою кожей.

Среди чертога ложа с трех его сторон;

Одно из с серебряною сенью: -

С приличной для пирующего ленью,

Возлег на нем сам Нерон-Аполлон.

Он в одеяньи светоносца бога,

Алмазами горит его венец;

Алмазами осыпанная тога

На олимпийский шита образец

Из белонежной, серебристой ткани;

Ни обуви, ни пояса на нем;