Лев Мей - Стихотворения

Так путник, встретив храм среди чужой пустыни,

На жертвенник ему неведомой богини

Приносит скудный дар - и в путь идет смелей.

(1851-1854?)

(Е. П. Майковой)

Желаю вам резвой вилиссой

По жизненной сцене порхать,

Печаль и тоску за кулисой,

Как скучных глупцов, оставлять.

Желаю вам время седое

На пляску с собой заманить

И силой страстей молодою

До смерти его закружить.

Желаю вам с каждой денницей

В цветистых местах умирать

И с каждой полуночью - жрицей

Волшебной любви оживать.

Когда же улыбкой прощальной

Вас дольная жизнь подарит,

И занавес вас погребальный

Со светом навек разделит,

Желаю, чтоб вызвал вас, Дженни,

На сцену забывчивый свет

И милой, пленительной тени

Признательно бросил букет.

(1851-1854?)

(гр. Е. П. Ростопчиной)

Я не хочу для новоселья

Желать вам нового веселья

И всех звестных вам обнов,

Когда-то сшитых от безделья

И красных слов.

Но дай вам бог, под новым кровом,

Стереть следы старинных лез,

Сломать шипы в венце терновом

И оградиться божьим словом

От старых гроз.

А если новые печали

На долю вам в грядущем пали,

Как встарь, покорствуйте творцу

И встретьте их, как встарь встречали,

Лицом к лицу.

Пусть вера старая основой

Надежде старой будет вновь,

И, перезрев в беде суровой,

Пускай войдет к вам гостьей новой

Одна любовь.

(1851-1854?)

"О господи, пошли долготерпенье…"

О господи, пошли долготерпенье!

Ночь целую сижу я напролет,

Неволю мысль цензуре в угожденье,

Неволю дух - напрасно! Не сойдет

Ко мне твое святое вдохновенье.

Нет, на кого житейская нужда

Тяжелые вериги наложила,

Тот - вечный раб поденного труда,

И творчества живительная сила

Ему в удел не дастся никогда.

Но, господи, ты первенцев природы

Людьми, а не рабами создавал.

Завет любви, и братства, и свободы

Ты в их душе бессмертной начертал,

А твой завет нарушен в род и роды.

Суди же тех всеправедным судом,

Кто губит мысль людскую без возврата,

Кощунствует над сердцем и умом -

И ближнего, и кровного, и брата

Признал своим бессмысленным рабом.

(1855)

(Н. И. Кролю)

Храни поученье отцово,

Мой сын, и в скрижали души

Мое заповедное слово

Отныне навеки впиши:

Пребудь безбоязен душою,

Но господа бойся и чти;

Премудрость зови ты сестрою

И разум себе просвети.

И речи греха и обмана

Не будут нам, мудрым, властны,

И в разуме будет охрана

Тебе от лукавой жены.

Взгляни!.. Не находит на ложе

Она ни покоя, ни сна,

И ночью сидит настор'оже,

Сидит и глядит из окна -

Не бродит ли где в околотке

Случайно глупец молодой?

Не слышно ли праздной походки?

Не слышно ли песни ночной?

Увидит - услышит далече,

И выйдет, и станет ласкать,

И станет коварные речи

С бесстыдным лицом лепетать:

"Сегодня должна, по обету,

Я мирную жертву свершить,

А гостя любимого нету

Трап'езу мою разделить.

Тебя я искала, искала -

Ждала от вечерней поры:

Завесила одр и постлала

Египта двойные ковры,

Посыпала ложе шафраном,

Корицей посыпала пол -

Войди и в веселье желанном

Возляжем за трапезный стол.

Мой муж отлучился далеко

И много унес серебра -

Унес и ревнивое око: -

Пробудь у меня до утра… "

Прельстила беседою грешной,

Тенетами уст привлекла, -

И вслед за женою поспешно

Безумная жертва пошла:

Идет он, как вол на закланье,

Идет он, как к привязи пес,

Забыв, что души достоянье

На жертву блуднице принес.

(1856)

Природа севера за ним, от колыбели,

Суровой нянькою ходила много лет:

Ни песен для него уста ее не пели,

Не улыбалися отзывно на привет,

И только с каждым днем мертвее и мертвее

Слагалися черты старухина лица,

И на сердце его все было холоднее,

И он не понимал ни жизни, ни творца…

Не понимал он слов - "тревога, страсть, желанье…

Блаженство и восторг… "Но - встретилася ты -

В природе мертвенной познал он обаянье

И вековечный строй любви и красоты.

(6 октября 1856 г.)

Когда раскинет ночи мерцающие сени

И полы темные небесного шатра,

Толпой у моего бессонного одра

Сбираетеся вы, возлюбленные тени…

Незримы для других, неслышимы другим,

Вы взору моему являетеся ясно

В бесплотных призраках и внятно, хоть безгласно

Мне шепчете: "усни - отраден сон живым".

Не засыпаю я, но в области мечтанья

Какой-то двойственной я жизнию живу -

Не здесь, но и не там, ни в сне ни наяву:

То греза памяти, то сон воспоминанья…

И будто волшебством все оживает вновь,

Чем сердце некогда и билось и жило,

Что некогда оно, страдая, схоронило -

Желания, мечты, надежды и любовь.

Летучей чередой, падучею звездою

Мелькают предо мной знакомые черты;

Отец, младенец-брат и ты, родная, ты, -

Бледна, болезненна, под ранней сединою,

Вконец истомлена неравною борьбою,

Но незнакомая с упреком и с укором,

Но с всепрощающей улыбкою и взором,

Переглянувшимся отчаянно с судьбой.

О мать моя, скажи, скажи мне: для чего же

Печально ты глядишь в загадочную высь

И словно молвишь мне: "бедняжка, не борись -

Для силы есть предел и для терпенья тоже! "

Но нет, я не забыл примера твоего:

Я помню, как в тебе двоились силы прежде

При первом отдыхе от горя, при надежде

На милость божию и на покров его.

Мгновенно домик наш и все мы веселели

В беседе дружеской, за трапезой простой

Звучали за-полночь и смех и голос твой,

А чудные глаза пылали и темнели.

Мой милый Сашенька, с тобою связан я

Всей братской памятью от самой колыбели,

И много раз к моей горячечной постели

Охранным ангелом слетала тень твоя.

Вот как теперь гляжу на детскую: о стекла

Дробится солнышко в рассыпчатых лучах;

Ты прыгаешь, смеясь, у няньки на руках;

Игрушка в ротике пурпуровом намокла;

Глазенки светятся весельем неземным;

Под тонкой кожей кровь играет в каждой жилке,

Как будто никогда ей не остыть в могилке

Под вешней муравой и камнем гробовым…

Отец мой, и к тебе судьба была сурова

И в полном цвете сил свела нежданно в гроб.

Ребенком я глядел на твой остывший лоб,

На впалые глаза и на парчу покрова…

Спокойно я тебя поцеловал в уста,

Спокойно подошел к могиле за толпою

И видел, как тебя засыпали землею,

И как поверх легла тяжелая плита.

И были новы мне - весенняя погода,

Кудрявые верхи кладбищенских берез,

И голос дьякона, и резкий скрип колес,

И запах ладана, и скопище народа.