Дафна дю Морье - Замок Дор

Прошел год. Как-то теплым июньским вечером — сумерки сгущались так медленно, что серп луны, висевший над Замком Дор, был едва заметен на голубом небе, — косари фермера Бозанко сидели большим полукругом под изгородью, ограждавшей поле (Ворота Марка), попивая чай, которым их угощала миссис Бозанко, и передавая друг другу тарелки с пирогом, варенье и густые топленые сливки. Сено было скошено вовремя и уже убрано — за исключением одной копны. Что касается последнего воза, то тут следовало соблюсти церемонию: фермер верил в старые обычаи. После того как будет убран урожай пшеницы, в амбаре устроят обед — с сидром и песнями, чтобы отпраздновать это событие. Но уборка сена завершалась чаепитием под изгородью. Доктор Карфэкс и мистер Трежантиль тоже были приглашены.

Перед тем как прибыл кипяток, некоторые из косарей попытались танцевать под звуки скрипки Амиота. Но они проработали весь день и очень устали, их томила жажда. И теперь они с радостью поглощали угощение, перебрасываясь грубоватыми шуточками и, так сказать, сельскими любезностями. Миссис Бозанко столь усердно потчевала их чаем и пирогами, что время от времени они утирали со лба пот: мужчины просто рукой, а женщины, сидевшие в шляпах, которые защищали их от солнца, делали это более деликатно, носовым платком.

Воз с последним снопом, загруженный с особым тщанием, стоял от них в нескольких ярдах, в верхушку копны были воткнуты вилы. Чуть подальше, в тени, две лошади, Весельчак и Милашка, щипали траву, мелодично позвякивая упряжью и отгоняя мух и комаров длинными хвостами. Они не были стреножены, но не выходили за черту, которую просто провел в воздухе Амиот. Теперь он был возницей мистера Бозанко, и эта парочка обожала его. Кстати, и двое детей, Мэри и Джонни, — тоже. Амиот рассказывал им всяческие истории, но делал это как-то странно. Казалось, он извлекает их откуда-то из глубины или они рождаются в какой-то сказочной стране. При этом у него на коленях всегда лежала скрипка, но он не играл на ней, а лишь время от времени пощипывал струны, как будто помогая таким образом своей памяти. И вдруг, в самый волнующий момент, он прерывал свой рассказ, говоря, что дальше не знает, и просил детей продолжить.

Сейчас Амиот сидел между доктором Карфэксом и Мэри, и, когда мимо плотной фалангой пролетала стая грачей, направлявшаяся домой, в Пенквайт, он взглянул на небо.

— Они летят выше, чем вчера, — прокомментировал мистер Трежантиль.

— Семьи снова сбиваются в стаи, — заметил Амиот, пощипывая струны своей скрипки. — Всю весну они разбивались на пары.

— Что это за мелодия, парень? — спросил доктор Карфэкс.

— Не могу вам сказать, сэр. Это глупая старая песня, которую я слышал в детстве, много лет назад.

— А у нее есть слова?

— О да, она очень длинная. Но я помню только последние две строчки. И совсем не помню, сэр, о чем эта песня.

Амиот погладил скрипку и начал скорее мурлыкать, нежели петь:

Доктор Карфэкс, который как раз в эту минуту подносил спичку к своей трубке, замер и пристально посмотрел на него, спичка тем временем погасла.

— А ты не мог бы повторить ее? — медленно произнес доктор.

Амиот послушно повторил, на этот раз четче произнося слова, а потом умолк, бросив застенчивый взгляд на всю компанию.

— Это любовная песня, сэр, — прошептал он, — но я не могу сказать, кто ее написал. Пожалуй, она слишком печальная для такого случая. — И он принялся наигрывать веселую джигу:

Доктор Карфэкс нахмурился и снова занялся своей трубкой. Момент был неподходящий для того, чтобы продолжать изыскания, но ему вдруг неожиданно вспомнился бедный Ледрю и его роковой сердечный приступ прошлой осенью. Бретонский парень делал успехи в английском под руководством Трежантиля, но как продвигался сам Трежантиль в изучении местных названий? Это занятие доктор прописал ему в дополнение к наблюдению за грачами. Надо бы не забыть спросить об этом, но не сейчас.

— Расскажи нам какую-нибудь историю, Амиот, — попросил Джонни.

— Да, расскажите, пожалуйста, — присоединилась миссис Бозанко. — Только пусть эта история будет веселой, а то дети ночью глаз не сомкнут.

Джонни пристроился рядом с Амиотом, и тот начал, легонько пощипывая струны:

— Там, где я жил, когда мне было столько же лет, сколько сейчас Джонни, был лес. Я думаю, у любого в детстве, где-то в душе, есть лес. Но это был настоящий лес, хотя в нем и случались удивительные вещи. Сначала вы видели там сосны — что-то вроде опушки, и деревья там стояли как колонны в церкви. А потом вы выходили к озеру, посреди которого был остров, и там водились лебеди — о да, все так и было, и старики об этом рассказывали. Так вот, еще дальше, в каменном бассейне, был родник, от которого питалось озеро. Я помню, это озеро называлось Louc'h Rouan, что означает «озеро королевы». А вокруг родника повсюду был красный песок — красный, как кровь. Вода была зеленой и очень чистой, но такой глубокой, что, хотя она и находилась в каменном желобе, дно невозможно было увидеть. Старики говорили: если окунуть в эту воду вилку, а потом воткнуть ее в красный песок, то из леса придет гроза и ветер будет так реветь, что с деревьев облетят все листья. Потом гроза пройдет, туда слетятся птицы и будут петь на голых ветках. Я никогда не осмеливался проделывать такое — я был очень юн. За родником тропинка петляла между деревьями, а дальше были водопады… Теперь продолжай ты, Джонни.

— Это правда, — с жаром подхватил Джонни. — Я ходил вчера этой дорогой — мимо Миллтауна. Мама укрыла меня шалью и сказала, чтобы я спал, как примерный мальчик. Но когда она ушла, я встал и пошел мимо Миллтауна…

— Во всяком случае, он удрал, — перебила его Мэри, втайне завидуя. — Терпеть не могу вранье.

— Это не вранье, — возразил Джонни. — Это сон, если хочешь… Сначала я дошел до виадука, и надо мной грохотали поезда. А потом был Билли Трегенза, он поймал в камышах кузнечика и съел его…

— Вот уж это сущее вранье, — не выдержал старый Трегенза. — Да я никогда в жизни не делал ничего подобного!