Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

Джимми был в страшном возбуждении — он притопывал ногой, размахивал кепкой, кричал до хрипоты и еле удержался от желания вскочить на бревна и тоже произнести речь. Потом появились товарищи Геррити и Мэри Аллен. Узнав о событиях, они набили «форд» целым тиражом «Уоркера» и приехали на завод. Пришлось Джимми опять продавать газеты, но как! Сотня исчезала за сотней, и карманы у него положительно лопались от мелочи. Потом ему дали другое срочное задание —

выполнять поручения профсоюзных руководителей. Он носил пачки членских карточек и бланков заявлений, ходил следом за человеком с мегафоном, который зычным басом выкрикивал на нескольких языках адрес комитета профсоюза, и адреса мест, где вечером состоятся митинги иностранных рабочих. Очевидно, кто-то предвидел, что вспыхнут волнения, и заранее все подготовил.

Ближе к вечеру на глазах у Джимми произошла глубоко поразившая его сцена. В одном из цехов несколько человек ни за что не хотели бросить работу, и огромная толпа ждала их у входа. Гудок уже прогудел, но выйти они боялись. Толпа шумела, свистела, гикала, а мастера лихорадочно названивали в полицию, требуя помощи, хотя большая часть лисвиллской полиции уже прибыла и, кроме того, у Гренича имелась собственная охрана и неофициальные сыщики. Их можно было видеть у каждого входа. Они, правда, как всегда, грозили рабочим, но держались гораздо менее уверенно, чем обычно, а руки у них так и тянулись к подозрительно оттопырившемуся заднему карману брюк.

Джимми и еще один рабочий стояли на пустом ящике, прислонясь к стене здания, и, как^ только из двери показывалась голова кого-нибудь из штрейкбрехеров, гикали вместе с толпою. Вдруг в ворота, неистово гудя, въехал автомобиль. Толпа расступилась. Люди в автомобиле сидели друг у друга на коленях, висели на подножках. За ним въехал еще один автомобиль, также битком набитый людьми. Это была охрана, высланная из Хаббердтауна,— машиностроительная компания Хабберда не могла не помочь своему сопернику в столь критическую минуту. Недаром социалисты всегда указывали на солидарность капиталистических компаний.

Выскочив из автомобиля, охрана оцепила вход. В руках — дубинки, лица свирепые, решительные.

— Назад! Осади назад!

Толпа загикала, но слегка подалась, дверь открылась, и, робко оглядываясь, начали выходить рабочие. Толпа заревела, кто-то бросил камень.

— Арестовать его!— раздался чей-то голос.

Джимми повернул голову и увидел молодого человека — он приехал на первом автомобиле и теперь стоял на сиденье, возвышаясь над толпой. Арестовать его!—повторил молодой человек, указывая пальцем, и три человека из охраны ринулись исполнять приказание. Рабочий хотел было убежать, скрыться в толпе, но его тут же схватили за шиворот. Он силился вырваться, но его ударили по голове; размахивая дубинками, охранники удерживали толпу на почтительном расстоянии.

— Туда его, в здание! — крикнул молодой человек

И один из них, вцепившись в воротник бедняги так, что лицо у того побагровело, поволок его к зданию за-вода.

Молодой человек в автомобиле повернулся лицом к толпе, загородившей выход.

— Убрать их с дороги!— гаркнул он охране.— Гоните их! Какого черта они тут собрались!

Поток энергичной ругани привел в движение охрану и полицейских и заставил их заработать дубинками.

— Знаешь, кто это?— спросил у Джимми товарищ.— Это Лейси Гренич.

Джимми почувствовал, как дрожь пробежала у него по всему телу — от макушки до самых стоптанных башмаков. Так вот этот Лейси Гренич! За четыре года своей работы на заводе «Эмпайр» маленький механик ни разу не видел молодого лисвиллского лорда. Да и вполне понятно: ведь тот считал Лисвилл «дырой» и дарил его своим присутствием лишь один-два раза в год. Но дух Лейси Гренича всегда незримо витал над городом; он был для лисвиллцев какой-то мифической фигурой, вызывающей удивление, благоговение, ужас, в зависимости от характера данного человека. Однажды на собрании Неистовый Билл встал и поднял над головой страницу приложения к одной из «желтых» столичных газет. Лейси Гренич, оказалось, разбил сердца семи хористок, убежав с восьмой. Автор называл Лейси пожирателем сердец, а чтобы читатель имел представление о той атмосфере, в которой вращается юный герой, о том вихре наслаждений, в каком проходит его молодость, художник воскресного приложения изобразил на полях гирлянду из женских ножек, выглядывающих из-под вихря кружев, а наверху страницы —стол, сервированный для

ужина, летящие вверх пробки от шампанского и даму в довольно игривом костюме, танцующую между приборами.

Это было как раз то время, когда в организации шли ожесточенные споры по поводу «параграфа шестого». Может ли социалистическая партия допустить в свои ряды людей, стоящих за саботаж, насилие и преступные действия? Адвокат Норвуд защищал мирные, законные методы социального переустройства. Но тут-то и выступил Неистовый Билл со своим обличением молодого плутократа, будущего хозяина завода «Эмпайр».

— Вот ради чего вы, дураки, обливаетесь потом! Вот ради чего вы должны быть паиньками и не бросать гаечных ключей в машины! Ради того,, чтобы семь безутешных хористок могли потопить свое горе в шампанском!

Наконец-то Джимми увидел самого героя этих романтических похождений, покинувшего залитый огнями Бродвей, чтобы помочь отцу выполнить контракты. Он стоит на сиденье автомобиля,. зорко осматриваясь, словно охотник, выслеживающий дичь; взгляд его темных глаз так и рыщет по сторонам, надменное, холеное лицо, побледневшее от гнева, высокая статная фигура говорят о привычке и умении повелевать, Он величествен и страшен в своем мщении, как юный Цезарь. Глядя на него, бедный Джимми испытывал одновременно два противоречивых чувства. Он и ненавидел его — ненавидел смертельной, неугасимой ненавистью, и в то же время был восхищен им, поражался ему, чуть ли не преклонялся перед ним. Лейси был развратник, наглый тиран, грубый фат, но вместе с тем — хозяин, завоеватель, надменный, свободный, богатый молодой аристократ, ради которого, казалось, создано все остальное человечество. А Джимми Хиггинс? Жалкий червяк. Пролетарий. У него ничего нет, кроме физической силы, которую можно продать, и лишь воля помогла ему подняться над уровнем рабской психологии.

Есть такая старая поговорка: «Даже кот смеет глядеть на короля». Только, очевидно, тут имеется в виду кот, живущий во дворце и знакомый с придворным этикетом, а отнюдь не какой-нибудь обитатель крыш из пролетарской породы джимми хиггинсов.

Джимми и другой рабочий всё стояли на ящике и гикали, как вдруг толпа впереди схлынула, и гневный перст молодого хозяина оказался направленным прямо на них.