Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

— Я — правительственный агент. Вы арестованы. Второй схватил Джимми за руки, надел наручники, затем быстро провел руками по его телу, производя «беглый» осмотр. Другие в это время схватили Кюмме.

Джимми видел, как в заднюю дверь вошли еще двое, но их помощь не понадобилась: и он и Кюмме были слишком ошеломлены, чтобы пытаться бежать.

У входа стоял автомобиль. Обоих арестованных вывели из мастерской и втолкнули в него. Машина тронулась. На их вопросы не отвечали, и им оставалось лишь перебирать в памяти содеянные грехи и догадываться, уж не известны ли они полиции.

Джимми, разумеется, решил, что их везут в тюрьму; но, как оказалось, их привезли к зданию почтамта и отвели наверх: Джимми в одну комнату, а Кюмме— в другую. Джимми больше его никогда не видел. Не успел он опомниться, как уже стоял перед молодым человеком сурового вида, сидевшим за письменным столом.

— Должен поставить вас в известность, что ваши показания могут быть использованы против вас,—сказал молодой человек и, не давая Джимми времени прийти в себя от удивления, стал забрасывать его вопросами. Около Джимми, слева и справа, стояли двое сыщиков, а в углу, за отдельным столиком, стенографистка усердно записывала все, что говорилось. Джимми знал, что существуют стенографистки. Ведь не так давно он был почти влюблен в одну из них.

— Ваше имя? — спросил суровый молодой человек.— Где живете?—А потом:—Расскажите все, что вам известно относительно этого заговора с бомбами.

— Но я же ничего не знаю!

— Вы находитесь в руках федерального правительства,— заметил молодой человек,— и ваше единственное спасение — чистосердечно во всем признаться. Поможете нам, будете освобождены.

— Но я ничего не знаю! — повторил Джимми.

— Вы слышали разговоры о предполагаемом взрыве завода «Эмпайр»?

— Д-д-да, сэр.

— Кто об этом говорил?

— Один человек...— начал было Джимми, но тут он вспомнил о своем обещании и осекся.— Я... я не могу сказать кто.

— Почему?

— Это нечестно.

— Вы согласны с тем, что надо взрывать здания?

— Да что вы, сэр! — Это было сказано с такой искренностью, что молодой человек принялся убеждать Джимми: по всей стране совершаются зверские преступления, правительство стремится пресечь их, и, разумеется, долг каждого честного гражданина оказать ему посильную помощь.

Джимми слушал с возрастающим беспокойством — капли пота выступили у него на лбу. Но донести на своего товарища рабочего? Никогда!! Пусть хоть запрячут его, как грозился молодой человек, на десять или двадцать лет в тюрьму.

— Говорили вы Рейли, что отказываетесь ввязываться в эту историю с бомбами? — спросил молодой человек.

— Ясное дело, говорил!—Джимми был совершенно сбит с толку и даже не понял, что этим ответом он невольно нарушил свою клятву молчать.

Следователь, возможно, уже и так все знал, и ему было нетрудно навести Джимми на разговор о том, как старый Кюмме поносил завод «Эмпайр», Америку и президента, как он шептался с Рейли и какими-то немцами — Джимми не знает, кто они такие,— и как племянник Кюмме, Генрих, распиливал на куски велосипедные рамы. Потом молодой человек спросил о Джери Коулмене: сколько Джимми получил от него денег и на что потратил? Джимми отказался назвать имена; но когда молодой человек намекнул на то, что часть денег Джимми, возможно, оставил себе, маленький механик с жаром заявил, что ни единого доллара не попало в карман к нему или его другу Мейснеру, хотя им частенько и приходилось туго. Они представили подробный отчет Джери Коулмену. Пусть полиция наведет справки у товарища Геррити, Мэри Аллен и других членов организации.

Между прочим, поскольку разговор зашел об организации, следователь должен сказать ему .кое-что о немцах-социалистах. Вот, например, пивовар Шнейдер, который всегда яростно нападает на союзников,— он ведь тоже участвовал в этом заговоре. Джимми возмутился: товарищ Шнейдер такой социалист, что дай бог каждому, а социалисты и близко не подходят к бомбам! Но ведь молодой Эмиль Форстер занимается на досуге изготовлением взрывчатых веществ, не так ли? Джимми пришел в ярость. Молодого Эмиля, рисовальщика на фабрике ковров и музыканта, он прекрасно знает, а кто говорит про него такое — тот просто врет. Допрос продолжался не меньше часа, и бедняга Джимми был уже совсем измучен страхами и подозрениями, когда, наконец, следователь смягчил суровость тона: просто он хотел выведать у Джимми все, что тот знает о некоторых лицах. Единственное, что навлекало на них подозрения,— это их германофильство. У правительства нет никаких улик ни против Шнейдера, ни против Форстера, ни против других «настоящих» социалистов. Они просто дурачье — позволяют немецким заговорщикам вить из себя веревки, а те сыплют деньгами без счета и устраивают беспорядки на военных заводах.

После этого молодой человек, назвавшийся особым представителем министерства юстиции, стал его отчитывать. Такому искреннему человеку, как Джимми, должно быть стыдно: позволил себя так провести, и кому же — немецким конспираторам, которые хотят уничтожить американскую промышленность, обманывают американских рабочих...

— Но ведь они хотят помешать производству вооружения! — не выдержал Джимми.

— Да, хотят — для того, чтобы Германия могла производить его еще больше.

— Но я против производства вооружения и в Германии тоже!

— А как, интересно, вы можете помешать производству вооружения в Германии?

— Я социалист-интернационалист, так? Моя борьба против войны у себя на родине помогает борьбе социалистов в других странах. И пока я жив, я не перестану бороться!

Словом, Джимми принялся читать лекцию о пацифизме особому представителю правительства, от которого зависела его судьба. Нет, Джимми не дал бы спуску ни.-какому защитнику войны — пусть хоть его за это на всю жизнь упрячут в тюрьму.

Молодой человек расхохотался — более весело и жизнерадостно, чем мог бы предполагать Джимми, судя по началу допроса.

— Хиггинс,— сказал он,— вы просто добродушный болван! Благодарите судьбу за то, что один из тех, кому вы доверяли, был правительственный агент, и мы отлично знаем, кто вы и что вы. Иначе вам было бы не так-то легко доказать свою непричастность к этому делу.

Джимми вытаращил глаза.

— Какой правительственный агент? Кто?

— Рейли,— ответил молодой человек.

— Рейли? Да ведь он же сам меня уговаривал...

— Вот и поздравьте себя, что не поддались на его уговоры.

— Но, может быть, он и Генриха уговаривал?

— Его-то, положим, нечего было уговаривать. Из-за него и началось это расследование — он изготовлял взрывчатые вещества и рассылал их по всей стране. Только зовут его не Генрих и он вовсе не племянник Кюмме, а прусский офицер фон Гольц, личный друг кайзера.