Шолом-Алейхем - Иоселе-соловей

Лекарь Юдл, великий мазеповский специалист, объяснил, что это у Иоселе «такой огонь в голове, и по-докторски это называется воспаление мозга, и это опасная болезнь». Чего только не делал Шмулик! Постился, ходил на могилу Зелды, несколько раз собирал в синагоге людей читать псалмы. Наконец Господь смилостивился, и больному чуть полегчало. Доктор Юдл сказал тогда: «Раз он все это перенес, значит, он уже человек, и можно сказать, больше чем наполовину на этом свете».

С радости Шмулик расплакался, как малое дитя, а на него глядя, и все в доме. Поднялся такой плач, точно стряслась какая-то беда. Эстер, которая приходила навещать больного несколько раз на день, увидев Иоселе сидящим в постели, тоже не сдержалась, — слезы катились у нее градом, хотя лицо улыбалось.

Эстер уходила из дому каждый раз якобы к матери, проведать братиков, а там забегала к Шмулику на несколько минут и просиживала у постели больного, пока Алтер не посылал за ней. Один лишь Б-г знает, с каким сердцем она возвращалась домой.

— Эстерка, отчего ты не ешь? — улыбался ей Алтер. — Эстерка, отчего ты не пьешь?

Едва дождавшись утра, она рада была немедленно мчаться туда, а возвратившись домой, опять бежать обратно.

— Что-то ты, сердце мое, слишком частый гость у своей матери? — говорил Алтер с добренькой усмешкой, которая была для нее словно острый нож. — Частый гость, душенька, скоро приедается, хе-хе. Хозяюшка должна дома сидеть, за хозяйством следить, за хозяйством!

Но Эстер и не слышала этих речей, голова ее была занята только Иоселе. Лишь об одном молила она Б-га — чтоб Иоселе выздоровел. Сидя в субботу в синагоге над своим молитвенником, Эстер только и старалась выпросить у Б-га долгих лет Иоселе. Ночью, лежа в постели, Эстер с плачем молила: «Дай ему, Б-же, силы! Пошли ему, Господи, долгую жизнь!» И Б-г внял ее мольбам — Иоселе начал поправляться, недомогание стало проходить, и можно было надеяться, что вскоре он окончательно выздоровеет. Эстер не знала, как благодарить всевышнего за его милость.

Придя домой, Алтер увидел, что Эстер вся сияет, лицо ее светится радостью, и он сразу ожил.

— Вот это мне нравится! — сказал он, заглядывая ей в лицо и ласково улыбаясь. — Такой и должна быть женушка спустя три недели после свадьбы. Красивенькая! Так, так!

Эстер наскоро проглотила обед, давясь каждым куском, сидела как на иголках и, улучив подходящую минуту, снова убежала из дому.

С тех пор как Иоселе поправился и начал садиться в постели, от него не отступали ни на шаг. Друзья собирались вокруг него и все выспрашивали, как он себя чувствует и почему он все время кричал. Что он такое видел, что все говорил про птичек, про костел, о каких-то каретах, кошках и собаках? Но Иоселе ничего не отвечал. Был очень мрачен и смотрел каким-то странным, тупым взглядом.

— Оставьте его в покое! — бранился доктор и гнал всех прочь. — Оставьте его. Ему нужно «спокойствие», а вы морочите ему голову.

— Но что же мы особенного делаем? Только спрашиваем. Велика беда!

— Ну, что поделаешь с такими людьми! — сказал уже сердито Юдл. — Вот упрямцы! Ведь вам говорят, что ему нужно «спокойствие», ну, как, к примеру, роженице. Будете говорить с ним после. Дайте ему лучше что-нибудь в рот — стаканчик чаю, немного бульону, каплю молока или еще чего-нибудь.

«Больной хочет есть!» Это была такая ошеломляющая новость, что все разом кинулись искать еду. «Что бы ему такое дать?» Канторша пошла по соседям занимать четверть курицы. Шмулик забегал по квартире, ища для больного что-нибудь повкусней. А Эстер помчалась к матери, разложила огонь в очаге и поставила варить бульон.

Стоя у шестка со сложенными на груди руками и глядя в пылающий огонь, вслушиваясь, как бурлит в горшке, Эстер замечталась. Ей припомнилось, как несколько лет назад она вот так стояла у шестка, а рядом с ней стоял Иоселе. Как все переменилось с той поры! Сколько за это время воды утекло, сколько дел переделано, сколько горя перенесла она за эти два с половиной года! Могла ли она тогда предположить во время разговора с Иоселе, что станет женой Алтера? Она припомнила, как Иоселе долго держал ее руку, крепко жал ее; на глазах у него блестели слезы, и он поклялся, что вечно будет все тот же. «Вечно тот же? — говорила себе Эстер. — Б-г знает! Б-г знает!» С тех пор как Иоселе приехал, она лишь теперь впервые задумалась над поведением Иоселе, над его поступками. Ни о чем другом не думалось ей до сих пор, как только о его болезни. Голова была занята лишь одним: как чувствует себя Иоселе? Как протекает его болезнь? Что говорит доктор? Какая у Иоселе температура? Сколько еще пройдет времени, пока он начнет потеть? И так дальше и тому подобное. Словом, ею владела лишь одна мысль: Иоселе болен! Этого было достаточно, чтобы прогнать все остальное из головы, тем более, что и мать, и тетя Брайна, и тетя Ентл, и все другие бывалые люди говорили, что, если, не дай Б-г, вовремя не будет перелома и Иоселе не пропотеет, он пропал. Когда Эстер слышала такие речи, ей трудно становилось дышать, ее охватывал озноб, темнело в глазах. И как же она была счастлива, когда узнала, что больной потеет!

— Еще как потеет, как потеет! — сказал доктор Юдл. — Вот подождите и увидите, что значит потеть. Если у больного не сойдет три ведра поту, у меня это не называется потеть. Понимаете?

Вряд ли у Юдла был когда-либо больший доброжелатель, чем Эстер в те минуты. Тем более теперь, когда Иоселе сел в постели и попросил есть. «Благодарю тебя, Б-же! Благодарю, отец сердечный, милостивый, добрый!»

Вдруг дверь отворилась, и в комнату просунулась голова какой-то женщины в модной шляпке под вуалью.

— Здесь живет кантор Шмулик?

— Здесь. Только на второй половине, — ответила Эстер и, взяв горшок обеими руками, пошла к соседям. — Пойдемте, я иду туда.

— Как чувствует себя кантор Шмулик? — спросила женщина, идя рядом с Эстер.

— А как ему себя чувствовать? — ответила Эстер. — Слава Б-гу здоров. Живет, но и горя не чурается.

— Здоров? — переспросила удивленно женщина, разглядывая тем временем Эстер и думая про себя: «Какая она красивая!» — Но ведь Иоселе перед отъездом говорил мне, что отец очень болен, чуть ли не при смерти?

— Как? — вырвалось у Эстер. Она недоуменно посмотрела на пришелицу, и в голове у нее мелькнуло: «Кто эта женщина?» — Нет, вы ошибаетесь, это Иоселе, а не Шмулик, был опасно болен.

— Иоселе? — дико вскрикнула женщина.

Эстер попросила ее вести себя тише, так как здесь рядом, за дверью, лежит больной.

Эстер шла с горшком в руках, а впереди нее мчалась женщина с простертыми руками. Но, войдя в комнату, они обе мгновенно застыли как истуканы, не понимая, что здесь происходит. Иоселе-соловей сидел на кровати лицом к стене и пел, прижимая большим пальцем кадык, как это делали старомодные канторы. А все вокруг него стояли изумленные, потрясенные, растерянные.