Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

Вот так случилось, что Лора Белл стала дочерью миссис Пенденнис. И супруг ее, и его брат майор взирали на это не слишком благосклонно. Первому она напоминала о некоем эпизоде из прошлого его жены, с которым он волей-неволей примирился, но о котором предпочел бы забыть; а второй — что хорошего он мог в ней найти? Она не была родней ни его семье, ни какому-либо знатному дому и за душой имела всего-то две тысячи фунтов.

А теперь пусть войдет мистер Пен, хватит ему дожидаться за дверью.

Он заранее себя взвинтил, напряг все душевные силы для встречи со своим грозным дядюшкой. Убедив себя, что схватка предстоит жестокая, он твердо решил выдержать ее мужественно и достойно, дабы не уронить честь своего знатного семейства. Распахнув дверь, он вошел в гостиную с видом суровым и воинственным, вооруженный, так сказать, до зубов, с копьем наперевес и развевающимся плюмажем, и взгляд его, устремленный на противника, словно говорил: "Выходи, я готов".

Умудренный жизнью майор едва не расплылся в улыбке при виде надутой физиономии племянника. Старый ветеран тоже приготовился к бою: разведав, что вдова уже готова перейти на сторону неприятеля, и понимая, что юноша решил упорствовать и не склонен шутить, а значит, ни угрозы, ни слезные увещевания на него не подействуют, майор Пенденнис тотчас отбросил властную манеру, с добродушнейшей и натуральнейшей улыбкой протянул Пену обе руки, пожал его вялые пальцы и весело сказал:

— Ну, Пен, выкладывай все по порядку!

Элен такое великодушие пришлось как нельзя более по сердцу; зато бедного Пена оно смутило и разочаровало до крайности — ведь он настроил себя на трагедию, а тут сразу почувствовал, что его эффектный выход был просто смехотворен. Он густо покраснел от растерянности и уязвленного самолюбия. Он чувствовал, что вот-вот расплачется.

— Я… я только что узнал, что вы приехали, — пролепетал он. — Как… как в Лондоне, сезон уже в разгаре?

Пока Пен сглатывал слезы, майор с великим трудом удерживался от смеха. Оглянувшись, он подмигнул миссис Пенденнис, которая тоже понимала, что поведение Пена и трогательно и смешно. Не найдя, что сказать, она подошла и поцеловала сына, и Пен, вероятно, тоже умилился при мысли о ее доброте и покорности его желаниям. ("Оба хороши, — подумал опекун. — Если бы не я, она бы сейчас, поди, уже ехала с визитом к папаше этой девицы и везла бы ей свое благословение".)

— Полно, полно, — сказал он, не переставая улыбаться, — поменьше чувствительности, и давай-ка, Пен, расскажи мне все с самого начала.

Пен снова принял вид геройский и мрачный.

— Я могу рассказать только то, что уже написал вам, сэр. Я познакомился с прекрасной и добродетельной молодой леди, из очень хорошей семьи, хотя и обедневшей; я нашел женщину, которая, я это чувствую, составит счастье всей моей жизни; и никогда, никогда я не полюблю другую. Я знаю, она старше меня, знаю, что есть и еще трудности. Но мое чувство так сильно, что я не сомневаюсь: все эти трудности я преодолею, а она мне поможет. И она согласилась соединить свою судьбу с моей и принять мое сердце и мое состояние.

— А велико ли состояние, мой милый? — спросил майор. — Тебе кто-нибудь оставил наследство? Я-то думал, что у тебя нет ни шиллинга.

— Вы же знаете, — воскликнула миссис Пендепнис, — все, чем я владею…

"О, черт, да помолчите вы, сударыня!" — чуть не крикнул майор, однако сдержался, хоть и не без труда.

— Ну, разумеется, разумеется, — сказал он. — Вы чем угодно готовы для него пожертвовать. Это всем известно. Но тогда выходит, что это не свое, а ваше состояние Пен предлагает молодой леди и что он не прочь завладеть им уже в восемнадцать лет.

— Я знаю, что матушка ничего для меня не пожалеет, — сказал Пен, однако на лице его изобразилось беспокойство.

— Верно, милейший, но надобно рассуждать здраво. Пока твоя мать хозяйка дома, она вправе сама выбирать себе гостей. Не кажется ли тебе, что раньше, нежели дарить ее дом через ее голову и переводить ее счет в банке на себя в угоду мисс… позабыл фамилию… мисс Костиган, тебе следовало хотя бы посоветоваться с матерью, как с одной из главных сторон в этой сделке? Ты видишь, я говорю с тобой без капли гнева, не напоминаю тебе, что по закону и по завещанию твоего отца ты еще три года обязан мне во всем повиноваться. Я говорю с тобой как мужчина с мужчиной, и я тебя спрашиваю: считаешь ли ты, что, раз мать готова для тебя на все, значит, ты вправе поступать с ней, как тебе заблагорассудится? Ты ешь ее хлеб, так не благороднее ли было бы, прежде нежели предпринять этот шаг, хотя бы из вежливости спросить ее разрешения?

Пен повесил голову: у него зародилась догадка, что поступок, которым он гордился как романтическим проявлением бескорыстного чувства, был, пожалуй, в высшей степени эгоистичным и безрассудным.

— Я был тогда слишком взволнован, — стал оправдываться Пен. — Я сам не знал, что делаю, что говорю (это была сущая правда). Но теперь слова сказаны, и я от них не отступлюсь. Нет, не могу отступиться и не хочу. Лучше умереть. И я… я не стану обременять матушку, — продолжал он. — Я буду работать. Пойду на сцену, будем играть вместе. Она… она говорит, что из меня вышел бы хороший актер.

— Но примет ли она тебя на таких условиях? — перебил его майор. Допустим, что мисс Костиган само бескорыстие; только скажи по совести, не думаешь ли ты, что она отчасти потому столь благосклонно принимает твои ухаживания, что видит в тебе молодого человека знатного рода и с надеждами на будущее?

— Говорю вам, я скорее умру, нежели откажусь от своего слова, промолвил Пен, сжимая кулаки.

— Да кто тебя просит, мой милый? — возразил невозмутимый опекун. — Ни один джентльмен не нарушит слова, если оно дано добровольно. Однако ты мог бы повременить. Ведь у тебя есть долг перед матерью, перед своим именем, наконец, передо мной как исполнителем воли твоего отца.

— Да, разумеется, — сказал Пен с чувством облегчения.

— Ну так вот, ты дал слово ей, так пообещай что-то и нам, хорошо?

— Что я должен пообещать?

— Что не женишься тайно — не предпримешь, скажем, поездки в Шотландию.

— Это был бы обман, — сказала Элен. — Пен никогда не обманывал свою мать.

Пен снова повесил голову, и на глазах у него выступили слезы стыда. Разве не обманывал он все это время любящую, доверчивую женщину, готовую для него на любые жертвы? Он протянул майору Пенденнису руку.

— Даю вам слово джентльмена, сэр, — сказал он. — Я не женюсь без согласия матушки. — И, бросив ей на прощанье взгляд, исполненный доверия и любви, юноша вышел из гостиной и удалился в свою комнату.

— Это ангел… ангел! — в увлечении воскликнула Элен.

— Порода сказывается, сударыня, — заметил деверь. — Хорошая порода и с той и с другой стороны. — Майор был весьма доволен успехом своей политики, настолько доволен, что еще раз поцеловал у миссис Пенденнис обтянутые перчаткой кончики пальцев и, отбросив прямой грубоватый тон, которым говорил с племянником, стал томно растягивать слова, как всегда делал в минуты удовлетворенного тщеславия.