Уильям Теккерей - История Пенденниса, его удач и злоключений, его друзей и его злейшего врага (книга 1)

— Не хватало еще, чтобы я вручал вызовы на дуэль, — сказал Гарбетс. — Я человек семейный, капитан, от пистолетов предпочитаю держаться подальше. Вот ваше письмо, возьмите. — И, к великому изумлению и негодованию капитана Костигана, его гонец бросил на стол письмо с кривыми строчками надписи и расползшейся печатью.

— Вы что же, видели его, а письмо не передали? — в ярости вскричал капитан.

— Видеть-то я его видел, капитан, а поговорить с ним не мог.

— Проклятье! Это еще почему?

— Да у него там сидел один, с кем мне не хотелось встречаться, отвечал трагик замогильным голосом. — И вам бы не захотелось. Стряпчий у него там сидел, Тэтем.

— Трус и негодяй! — взревел Костиган. — Испугался, хочет показать под присягой, что я грозил его убить!

— Меня в эту историю не впутывайте, — упрямо сказал трагик. — Лучше бы мне было не попадаться на глаза этому Тэтему, а еще бы лучше — не подписывать…

— Стыдно, Боб Акр! Вы мало чем лучше труса, — процитировал капитан, не раз исполнявший роль сэра Люциуса О'Триггера как на сцене, так и в жизни; и, обменявшись еще несколькими словами, друзья расстались нельзя сказать чтобы очень весело.

Беседа их приведена здесь вкратце, ибо суть ее читателю известна; но теперь ему также стало ясно, почему мы не можем подробно изложить письмо капитана к майору Пенденнису; ведь оно так и осталось нераспечатанным.

Когда мисс Костиган в сопровождении верного Бауза воротилась с репетиции, она застала своего родителя в сильнейшем волнении: он шагал из угла в угол, распространяя вокруг себя аромат спиртного, которым ему, как видно, не удалось утишить свою смятенную душу. Письма Пенденниса громоздились на столе вокруг пустых стаканов и чайных ложечек, коими в них еще недавно помешивали капитан и его приятель. Едва Эмили переступила порог, как он схватил ее в объятия и с полными слез глазами, прерывающимся голосом воскликнул:

— Приготовься, дитя мое, бедное мое дитя!

— Вы опять выпивши, папаша, — сказала мисс Фодерингэй, отводя его руки. — А обещали мне, что до обеда не будете пить.

— Бедняжечка моя, да я одну каплю, только залить горе! — вскричал безутешный отец. — В вине заботы я топлю.

— Не так-то, видно, легко утопить ваши заботы, — в тон ему сказал Бауз. — Что случилось? Уж не обидел ли вас этот сладкоречивый джентльмен в парике?

— Коварный злодей! Он от меня не уйдет! — заорал Кос, в то время как Милли, высвободившись из его объятий, убежала к себе и уже снимала шаль и шляпку.

— Я так и думал, что у него недоброе на уме, — сказал Бауз, — очень уж он был любезен. Что он вам наговорил?

— Ох, Бауз, он меня разбил наголову. Против моей бедной девочки затеваются дьявольские козни. Оба эти Пенденниса, и дядюшка и племянник, адские заговорщики и предатели, верно вам говорю. Стереть их с лица земли!

— Да в чем дело? Что тут произошло? — спросил Бауз, теперь уже не на шутку встревоженный.

Тогда Костиган пересказал ему слова майора — что у младшего Пенденниса не будет ни двух тысяч, ни даже двухсот фунтов годового дохода, — и стал горько сокрушаться, что позволил такому самозванцу улестить и завлечь его невинное дитя и что пригрел такую змею на своей, капитана Костигана, груди.

— Но я отшвырнул от себя эту ядовитую тварь, — добавил он яростно, — а что до дядюшки, так я еще ему отомщу, будет знать, как оскорблять Костиганов!

— Что вы задумали, генерал? — спросил Бауз.

— Я задумал его убить, Бауз, убить этого двоедушного негодяя. — И он свирепо и грозно постучал по видавшему виды ящику с пистолетами. Бауз уже неоднократно слышал, как он взывал к этому вместилищу смерти, готовясь поразить своих врагов; но поскольку капитан умолчал о том, что послал майору Пенденнису вызов, мистер Бауз и на сей раз не придал пистолетам большого значения.

Тут в гостиную воротилась мисс Фодерннгэй, всем своим видом, здоровым, довольным, безмятежным, составляя разительный контраст с отцом, совсем потерявшим голову от горя и гнева. Она принесла с собой пару когда-то белых атласных туфель, намереваясь по возможности отчистить их с помощью хлебного мякиша, дабы лишиться в них рассудка в ближайший вторник, когда ей опять предстояло играть Офелию.

Она увидела гору бумаг на столе, остановилась, словно хотела о чем-то спросить, но передумала и, подойдя к буфету, выбрала там подходящий кусок хлеба, чтобы поколдовать над атласными туфлями; а потом, воротившись к столу, удобно уселась, оправила юбки и спросила у отца самым своим домашним ирландским голосом:

— Вы зачем это, папаша, вытащили письма и стихи мистера Артура? Неужто захотели перечитывать эту чепуху?

— Ох, Эмили! — вскричал капитан. — Бедная моя! Этот юноша, которого я любил, как родного сына, оказался гнусным обманщиком. — И он обратил трагический взор на мистера Бауза, а тот, в свою очередь, с некоторой тревогой поглядел на мисс Костиган.

— Это он-то? Полноте! — сказала она. — Он, бедняжка, еще глупенький. Вы разве не знаете — все мальчики любят писать стихи.

— Он прокрался к нашему очагу, как змея, он втерся в нашу семью, как предатель! — воскликнул капитан. — Говорю тебе, он самый настоящий самозванец.

— Что же он такого сделал, папаша? — спросила Эмили.

— Сделал?! Он вероломно обманул нас. Он играл твоей любовью, он оскорбил меня в моих лучших чувствах. Выставлял себя богачом, а сам, оказывается, вроде нищего! Я ли тебе не говорил, что у него две тысячи годового дохода? А у него шиш в кармане, только то и тратит, что ему мать дает; а она и сама-то еще молодая, может снова замуж выйти и проживет, чего доброго, до ста лет, и доходу у нее всего пятьсот фунтов. Как он смел предлагать тебе сделаться членом семьи, которая тебя и обеспечить не может? Ты злодейски обманута, Милли, и сдается мне, тут не обошлось без козней дядюшки, этого негодяя в парике.

— Этого старого комплиментщика? А что он сделал, папаша? — осведомилась Эмили все так же спокойно.

Костиган рассказал, как после ее ухода майор Пенденнис на свой медоточивый лондонский манер сообщил ему, что у юного Артура нет никакого состояния, и предлагал ему (Костигану) пойти к стряпчему ("Знает ведь, мерзавец, что у них мой вексель и я не стану туда соваться", — заметил он в скобках) и посмотреть завещание Артурова отца; и, наконец, что эти двое бессовестно его надули и что он твердо решил: либо быть свадьбе, либо им обоим несдобровать.

Милли терла белые атласные туфли с видом очень сосредоточенным и задумчивым.

— Раз у него нет денег, папаша, так и выходить за него ни к чему, наставительно произнесла она.

— Так зачем же он, злодей этакий, выставлял себя богачом? — не унимался Костиган.

— Он, бедненький, всегда говорил, что у него ничего нет, — отвечала девушка. — Это вы, папаша, твердили мне про его богатство и велели за него идти.