Уильям Теккерей - Ньюкомы, жизнеописание одной весьма почтенной семьи, составленное Артуром Пенденнисом, эсквайром (книга 1)

Весьма возможно, что Ночь, эта хмурая наставница, дала Клайву Ньюкому свой невеселый, но полезный совет. Мученья бедного Белсайза и страдания юной леди, разделявшей его безнадежную страсть, очевидно, заставали молодого человека призадуматься; а прямодушие лорда Кью, его мужество и благородство, коим Клайв был накануне свидетелем, наполнили его душу восхищением и укрепили ее для испытания, которое, он знал, будет очень тяжелым. Он вспомнил про милого своего старика, бороздившего моря, дабы исполнить свой долг, и решил с божьей помощью выполнить собственный. Еще три недели назад, когда он, беззаботно блуждая в окрестностях Бонна, неожиданно столкнулся с Этель и стайкой веселых маленьких кузенов, он был таким же, как они, беззаботным ребенком, помышлявшим лишь о радостях, которые сулил этот солнечный день. Но мысли и чувства последних недель даровали ему опыт, какой не всякий накопит с годами; и теперь нашему герою предстояло доказать, что он не только умеет любить, но и способен на поступки, требующие силы духа, благородства, самоотречения.

— Ты помнишь, Джей Джей, — говорил он, швыряя в чемодан штаны и ботинки и нанося по ним сокрушительные удары, чтобы плотнее их уложить, — ты помнишь (удар в белоснежную грудь батистовой рубашки) рассказ моего славного старика о том, как он единственный раз в жизни бежал с поля боя (сокрушительный удар по ребрам жилета), — под Ассир-Гуром?

— Ассир-как?.. — с удивлением переспрашивает Джей Джей.

— Во время осады Ассир-Гура, — отвечает Клайв, — в достопамятном тысяча восемьсот третьем году. У поручика Ньюкома, осмелюсь заметить, были весьма стройные ноги, которые унаследовали также его потомки, и он надел новую пару лосин, ибо в бой любил ходить щеголем. Лошадь под ним убили, враг теснил, и родителю моему пришлось выбирать между смертью и отступлением. Я слышал от офицеров, служивших с моим милым стариком, сэр, что он отличался редкостной храбростью и никогда не терял в бою присутствия духа. Так что же, по-твоему, надлежало делать поручику Ньюкому в подобных обстоятельствах? Биться в одиночку, когда весь эскадрон бежал, и быть зарубленным маратхской кавалерией, — погибнуть или спастись бегством, сэр?

— Ну, я-то знаю, как я бы поступил, — говорит Ридли.

— Вот именно. Так же поступил и поручик Ньюком. Его новенькие лосины сидели в обтяжку и очень мешали быстроте отступления, но все же он бежал, сэр, и впоследствии произвел на свет вашего покорного слугу. Такова история битвы при Ассир-Гуре.

— Ну, а мораль? — спрашивает Джей Джей, которого немало позабавил этот рассказ.

— Да ведь это мой Ассир-Гур, дружище. Я спасаюсь бегством, Джей Джей. Лезь в мешок за деньгами и расплачивайся с людьми; будь щедр, Джей Джей, но не расточителен. Горничная здесь дурнушка, но дай и ей крону, чтоб не скучала без нас. Лакеи были проворны и раболепны — воздай сим рабам за труды. Не позабудь беднягу коридорного, пусть и он благословляет нас по отъезде. Ведь художники — джентльмены, хоть Этель иного мнения. Черт… да нет, бог с ней! Бог с нею!.. — простонал Клайв, прижав кулаки к глазам. Если Ридли и прежде восхищался им, то теперь, уж конечно, не стал думать о нем хуже. А любезного моего юного читателя, коему случится прочесть эту притчу и найти в ней сходство со своей участью, я как старший заверяю, что бывают в битве жизни столь опасные ситуации, когда, ей-же-ей, и храбрейшему лучше спастись бегством.

Хотя было еще очень рано, к Клайву уже пожаловал гость: дверь отворилась, и в ней показалось честное лицо лорда Кью. Ридли скрылся от него в свое убежище: общество графов смущало скромного живописца, хотя он радовался и гордился, что его Клайв водит с ними компанию. Лорд Кью обитал в роскошных апартаментах на втором этаже того же отеля, где Клайв и его товарищ занимали две поместительные, но более скромные комнаты, на третьем.

— Вы ранняя пташка, — сказал Кью. — Я сам встал чуть свет, но не по доброй воле, а со страху. Джек так бушевал в своей комнате — едва дверь не вышиб. Я целый час его увещевал. Жаль, не пришло нам в голову подлить ему давеча немножко опия. Если бы это и прикончило беднягу, ему бы от этого хуже не стало. — Затем он, смеясь, поведал Клайву историю своего свидания с Барнсом накануне вечером. — Вы, кажется, тоже пакуете чемоданы, — говорит лорд Кью, и в его проницательных глазах читается затаенное лукавство. — Погода здесь портится, и если вы хотите пересечь Сен-Готард, как я слышал от Ньюкомов, надо спешить. В горах в октябре страшный холод.

— Да, очень холодно, — соглашается Клайв, кусая ногти.

— На почтовых или наняли карету? — спрашивает его сиятельство.

— Я купил во Франкфурте коляску, — непринужденно отвечает Клайв.

— Ах вот как! — воскликнул его собеседник, который отличался безукоризненной учтивостью, был обходителен и прямодушен и со всеми разговаривал одинаково, разве что с нижестоящими был чуточку любезней, чем с ровней, но все же скорей мог представить себе молодого художника, выезжающим из Баден-Бадена верхом на драконе, нежели в собственной коляске.

— Я отдал за коляску всего двадцать фунтов. Такая легонькая! Нас двое, и пара Лошадей, знаете ли, везет нас со всей поклажей, и можно останавливаться, где вздумается, Я ведь не живу на доходы от своей профессии, — добавил Клайв, покраснев. — Я только и заработал однажды три гинеи.

— Ну конечно, дружище. Я же был в доме вашего батюшки, на этом прелестном балу, где собралось столько приятных людей. Я знаю, мы светские жуиры, и рисуем только для забавы.

— Мы артисты, милорд, и думаем этим жить, — возразил Клайв. — Не закажет ли мне ваше сиятельство портрет?

— "Ваше сиятельство" — это мне иоделом, — ответил тот. — Я вот что подумал, Ньюком: поскольку вы уезжаете, вы могли бы, мне кажется, сослужить здесь кое-кому службу, хотя и не слишком приятного свойства. Джека Белсайза нельзя предоставлять самому себе. Мне же сейчас, по некоторым важным соображениям, никак нельзя отсюда уехать. Так будьте другом, заберите его с собой. Пусть Альпы отгородят его от всей этой чертовщины, и я буду рад при случае оказать вам любую услугу. Джеку еще не известно, что наш любезный Барнс здесь. Я знаю, сколь он вам по сердцу, слышал эту историю про стакан кларета и прочее. Мы все любим Барнса. Как бедная леди Клара могла согласиться на подобный брак, одному богу известно! Какие мы все странные, непостижимые создания, особенно женщины!

— Господи!.. — вскричал Клайв. — Да возможно ли, чтобы девушка полюбила такого наглого, себялюбивого, заносчивого хлыща, как Барнс Ньюком? Вы ведь, конечно, знаете, лорд Кью, какую жизнь он ведет? Когда он был еще совсем юнцом и можно было думать, что у него есть сердце, он вывез из Ньюкома одну бедную девушку, работницу с фабрики, обращался с ней хуже некуда, а потом, обвинив в неверности, выставил за дверь без гроша в кармане; когда же она пришла на Парк-Лейн и уселась на пороге — с каждой стороны по малютке, — только боязнь скандала и страх перед полицией, а вовсе не слезы голодной женщины и детей, заставили его положить ей содержание. Я видеть его не могу без отвращения, руки чешутся вышвырнуть его в окошко. И этот человек женится на благородной девице, лишь потому, я уверен, что состоит компаньоном в банке и наследует семь или восемь тысяч годового дохода. Стыд и срам! Мне тошно подумать, на что обрекает себя эта бедняжка.