Синклер Льюис - Эроусмит

Целую неделю жизнь Мартина носила характер не более размеренный, чем жизнь беглого солдата в неприятельской стране — с теми же волнениями, той же тягой рыскать по ночам. Он беспрестанно стерилизовал колбы, изготовлял среды с различной концентрацией водородных ионов, переписывал старые заметки в новую тетрадь, любовно озаглавленную: «Фактор Икс, стафилококки», и вносил в нее дальнейшие наблюдения. На множестве культур, на множестве повторных посевов он с большим тщанием старался установить, будет ли фактор Икс воспроизводиться неопределенно долгий срок, будет ли он появляться вновь и вновь при пересевах культуры и действительно ли это микроб, автоматически размножающийся делением, — субмикроб, заражающий микробов.

В течение этой недели Готлиб иногда подходил, заглядывал через его плечо, но Мартин решил пока ничего ему не докладывать: он хотел сперва получить доказательства, отоспаться как следует одну ночь, а может быть, и побриться.

Удостоверившись, наконец, что фактор Икс воспроизводит себя неопределенно долго, так что и в десятой пробирке, вырастая вновь, оказывает то же действие, что и в первой, Мартин торжественно явился к Готлибу и показал ему свои выводы, а также планы дальнейшего исследования.

Старик постучал по отчету своими тонкими пальцами, внимательно прочел, поднял глаза и, не теряя времени на поздравления, набросился на Мартина с вопросами:

— Сделали вы то-то? А почему не сделали того-то? При какой температуре фактор проявляет максимальную активность? Сохраняет ли он свое действие на твердом агаре?

— Вот мой план дальнейшей работы. Мне кажется, вы найдете в нем большинство ваших предложений.

— Ага! — Готлиб пробежал глазами план и буркнул: — Как же вы не наметили проверить, станет ли фактор распространяться на мертвых стафилококках? Это же важнее всего.

— Почему?

Готлиб мгновенно проник в самое сердце джунглей, в которых Мартин плутал много дней:

— Потому что это покажет, действительно ли вы имеете дело с живым вирусом.

Мартин почувствовал себя униженным, но Готлиб просиял:

— Вы открыли большое явление. Теперь не давайте директору проведать о нем и слишком рано удариться в энтузиазм. Я рад, Мартин!

В голосе его было нечто такое, что заставило Мартина, как в хмелю, броситься по коридору — назад к работе… и к бессонным ночам.

Что есть фактор Икс — химическое вещество или микроб, — Мартин не мог установить, но изначальный фактор несомненно процветал. Его можно было без конца подвергать пересеву; Мартин определил наиболее для него благоприятную температуру и удостоверился, что на мертвых стафилококках он не распространяется. Добавил содержащую «фактор» каплю в культуру стафилококка, покрывшую серой пленкой поверхность твердого агара, и капля четко обрисовалась, испещренная плешинками, когда враг повел атаку, так что срез агара выглядел точно воск, источенный молью. Но недели через две показался один из подводных камней, о которых предупреждал Мартина Готлиб.

Опасаясь сотен бактериологов, которые, как только появится его статья, ополчатся, чтоб его убить, Мартин хотел удостовериться, что его выводы могут всегда найти подтверждение. Он получил в больнице гной из множества нарывов на руках, на ногах, на спине, пробовал прийти к тем же результатам вторично — и потерпел полное поражение. Фактор Икс не обнаруживался ни в одном другом нарыве, и Мартин печально пошел к Готлибу.

Старик подумал, задал два-три вопроса, нахохлился в своем мягком кресле, потом сказал:

— Какого рода был первый карбункул?

— Глутеальный.

— Ага, значит, фактор Икс может присутствовать в содержимом кишечника. Поищите — у людей с нарывами и без нарывов.

Мартин помчался к себе. На той же неделе он проследил фактор в содержимом кишечника и в других глутеальных нарывах, больше всего находя его в нарывах, которые «излечивались сами собой»; в восторге от своей победы и от мудрости Готлиба, он пересеивал свои культуры с вновь найденным фактором. Он поставил ряд опытов с кишечными микроорганизмами и открыл фактор Икс в отношении бациллы coli. В то же время он передал некоторый запас первоначального фактора Икс для лечения фурункулов одному врачу из Нижне-манхэттенской больницы и получал от него восторженные отчеты об исцелениях и восторженно настойчивые вопросы о разгадке этого чуда.

С этими новыми победами он пришел, торжествуя, к Готлибу, и тут его неожиданно высекли:

— О! So! Прекрасно! Вы даете лекарство на испытание врачу, не кончив своего исследования? Вам нужно, чтобы жульнические отчеты об исцелениях проникли в газеты, чтобы фас засыпали телеграммами со всех мест и чтобы все на свете люди с прыщом на носу повалили к вам лечиться, так что фы не сможете работать? Фы хотите быть чутотворцем, а не ученым? Не хотите довести работу до конца? Заигрываете с кишечными палочками, не проработав до конца стафилококков — даже не начав еще толком исследования, — не выяснив еще, в чем природа вашего фактора Икс? Вон из моего кабинета! Вы… вы… ректор колледжа! Завтра я услышу, что вы приглашены на обед к Табзу и увижу в газетах ваш портрет — доктор Эроусмит, модный торговец целебными средствами!

Мартин, сгорбившись, вышел и, когда он встретил в коридоре Билли Смита и маленький химик прочирикал: «Нащупали что-то важное? Я вас давно не видел!» — Мартин ответил тоном ассистента дока Викерсона из Элк-Милза:

— Нет… какое там!.. Так, вожусь помаленьку.

Внимательно и беспристрастно, как стал бы он наблюдать развитие болезни у зараженной морской свинки, наблюдал Мартин за самим собою — как сумасшедшее переутомление переходит у него в неврастению. Не без интереса он сделал сводку симптомов неврастении, следил, как они один за другим возникают у него, и спокойно шел на опасность.

Раздражительность, делавшая его совершенно невыносимым для общежития, сменилась вскоре болезненной нервозностью, в которой он, протянув руку за предметом, не мог его схватить, ронял пробирки, вздрагивал, если неожиданно раздавались за спиною шаги. Резкий голос доктора Йио сделался для него пыткой, личным оскорблением, и когда Йио останавливался в коридоре с кем-нибудь поговорить, Мартин ждал, втянув голову в плечи, и шептал про себя:

— Замолчи… замолчи… Замолчи…

Дальше им овладела навязчивая потребность читать задом наперед слова, налетавшие на него с вывесок.

Когда он стоял в вагоне метро, ухватившись за ремень, так что выкручивало плечо, он всматривался во все объявления и выискивал новые слова, чтобы прочесть их навыворот. Некоторые были удивительно приятны: из «не курите» получалось задорное и милое «етирукен», и Бродвей был довольно сносен в виде «йевдорб», но «штампы», «хворост», «сырье» давали неутешительные результаты; а «мощность», превращенная в «тьсонщом», была омерзительна.