Синклер Льюис - Эроусмит

— Тьфу, черт! Заглушил мотор! — простонал он. И он перескочил через борт, завел мотор и стрелой влетел в Леополис.

Для округа Кринсен Леополис с его четырехтысячным населением был столицей, но в напряженной тишине рассвета он являл собою крошечное кладбище: песчаной полосой тянулась Главная улица», низкие домики лавчонок глядели покинутыми хижинами. Мартин нашел только одно живое место: в унылой конторе гостиницы «Дакота» ночной дежурный играл в покер с шофером автобуса и констеблем.

Его истерическое вторжение несколько их удивило.

— Доктор Эроусмит из Уитсильвании. Умирает ребенок от дифтерита. Где живет Бласнер? Садитесь в мой автомобиль и покажите дорогу.

Констебль был сухопарый старик, жилет у него болтался нараспашку на рубахе без воротника, штаны свисали складками, глаза смотрели решительно. Он подъехал с Мартином к дому аптекаря, стукнул ногою в дверь, потом, подняв в холодном предутреннем свете свое худое небритое лицо, рявкнул:

— Эд! Эй, вы, Эд! Вставайте!

Из окна второго этажа донеслось ворчанье Эда Бласнера. Смерть и неистовые доктора были ему не в новинку. Мартин слышал, как он, натягивая штаны и пиджак, ораторствует перед сонной женой о горестной жизни аптекаря и о том, что хорошо бы переехать в Лос-Анжелос и заняться продажей недвижимости. Но противодифтерийная сыворотка у него в аптеке нашлась, и через шестнадцать минут после того, как едва не погиб под поездом, Мартин уже мчался назад к Генри Новаку.

Когда он влетел в дом, девочка была еще жива.

Всю обратную дорогу он видел ее мертвой и окоченевшей.

— Слава богу! — буркнул он и гневно потребовал кипятку. Он был уже не растерянным молодым доктором, но мудрым героем-врачевателем, победившим в большом забеге смерть, и в крестьянских глазах миссис Новак, в нервной послушности Генри Новака он читал признание своего могущества.

Быстро и ловко он сделал внутривенное вливание сыворотки и стоял ожидая.

Дыхание девочки сперва не менялось; она по-прежнему задыхалась, с натугой выдавливая из себя воздух. Затем послышалось бульканье, началась борьба, в которой лицо ее почернело, и она затихла. Мартин глядел и не верил. Новаки прижимали к губам дрожащие руки, медленно поднималась в них злоба, медленно осознавали они, что ребенок мертв.

В клинике смерть стала для Мартина безразлична и естественна. Он сам говорил иногда Ангусу, слышал, как сиделки чуть ли не весело говорили друг дружке: «Ну вот, пятьдесят седьмой освободил койку». Теперь в нем кипело неистовое желание совершить невозможное. Не может быть, что девочка умерла.

Он сделает что-нибудь… И все время его грызло: «Я должен был начать с операции, должен был». Мысль эта была так упорна, что он не сразу услышал, как миссис Новак закричала:

— Умерла? Умерла?

Он кивнул, не смея взглянуть женщине в лицо.

— Вы ее убили этой вашей иглой! И даже не предупредили нас, чтоб мы хоть могли позвать священника!

Он понуро прошел мимо ее причитаний и мимо скорби мужчины и с пустотою в сердце поехал домой. «Оставлю навсегда медицинскую практику», — размышлял он.

— Хватит с меня, — сказал он Леоре. — Никуда я не гожусь. Я должен был сделать трахеотомию. Как я буду глядеть людям в глаза, когда об этом узнают? Кончено! Найду работу в лаборатории… у Досона Ханзикера или где-нибудь еще.

Спасительной оказалась для него резкость ее протеста:

— Свет не видал такого самомнения, как у тебя! Ты воображаешь, что ты единственный врач, у которого умер пациент. Я уверена, ты сделал все, что мог.

Но весь следующий день он слонялся из угла в угол и мучил сам себя, и мука его возросла вдвойне, когда за ужином мистер Тозер занудил:

— Генри Новак со своею хозяйкой приезжали сегодня в город. Они говорят, что вы должны были спасти их девочку. Что ж вы не пораскинули мозгами, не полечили ее как-нибудь? А надо бы: Новаки пользуются здесь большим влиянием среди разных там поляков и венгерцев.

Всю ночь Мартин от усталости не мог уснуть, а наутро поехал в Леополис.

Тозеры чуть не с благоговением отзывались о докторе Адаме Уинтере из Леополиса, семидесятилетнем старике, враче-пионере округа Кринсен, и вот Мартин помчался к этому мудрецу. Правя «фордом», он яростно издевался над своим мелодраматическим Состязанием со Смертью и устало въехал в клубившуюся по Главной улице пыль. Приемная доктора Уинтера помещалась над бакалейной лавкой, в длинном ряду ярко-красных кирпичных домов с египетскими карнизами — из жести. Полутьма просторных сеней ласкала после зноя и ослепительного света прерии. Мартину пришлось переждать, пока доктор Уинтер, седой человек, говорящий густым приятным басом, принял трех почтительного вида пациентов, и только тогда он был допущен в кабинет.

Врачебное кресло было немногим лучше того, что стояло некогда у дока Викерсона в Элк-Милзе, а инструменты дезинфицировались, по-видимому, в тазу для стирки, но в углу стоял аппарат для электролечения с бесконечным множеством электродов, подушек, ремней — Мартин в жизни не видал столько ремней, подушек и электродов.

Мартин рассказал историю с Новаками, и Уинтер провозгласил:

— Что ж, доктор, вы сделали все, что могли, и даже больше. Но скажу вам одно: в следующий раз, в критическом случае, пригласите вы лучше для консультации врача постарше. Не то, чтоб вы нуждались в совете, — но это производит впечатление на семью больного, это снимает с вас половину ответственности и пресекает пересуды. Я сам… гм… многие мои молодые коллеги часто оказывают мне честь приглашать меня на консилиум. Подождите минутку. Я позвоню редактору «Новостей» и дам ему статейку о вашем случае.

Доктор Уинтер переговорил по телефону и потом горячо пожал Мартину руку.

— Приобрели вы что-нибудь в этом роде? — спросил он, указывая на свой электроаппарат. — Обязательно приобретите, дружок. Не скажу, чтоб я часто применял эту штуку — разве что с любителями лечиться, которые на деле ничем не больны, но вы не поверите, как это импонирует публике. Итак, доктор, заглядывайте почаще к нам в Леополис. Вы женаты? Не приедете ли к нам как-нибудь с супругой в воскресенье пообедать? Миссис Уинтер будет искренне рада с вами познакомиться. И если вы когда-нибудь захотите обратиться к моим услугам для консилиума… я беру в таких случаях лишь немногим больше против своего обычного гонорара, а выглядит всегда очень прилично, когда врач приглашает для совета человека постарше.

Гоня свой «форд» домой, Мартин тешился пустой и злобной бравадой:

— Сдать позиции? Ждите! Как я ни плох, а все ж получше этого гнусавого выжимателя гонораров!

Две недели спустя в «Уитсильванском Орле», газетке на четыре полосы подслеповатого шрифта, появилась заметка: