Теодор Фонтане - Шах фон Вутенов

Под разными предлогами он уклонялся от участия в проектах и замыслах, связанных с «торжественным днем», как выражалась тетушка Маргарита, но тем охотнее передал разговор на свадебное путешествие. Ибо Венеция, несмотря на деликатные уговоры госпожи фон Карайон, все же взяла верх над Вутеновом, и Шах, когда речь зашила о ней, с несвойственной ему горячностью строил всевозможные планы и рисовал заманчивые картины, их ожидавшие. Он хотел посетить еще и Сицилию, проплыв мимo островов Сирен, «свободным или привязанным к мачте - это уж будет зависеть от Виктуар и ее веры меня». Далее они собирались побывать на Мальте. Не из-за самого острова, о нет. Но потому, что по дороге туда имеется место, где таинственная черная часть света в зыбких образах или лишь в отражениях предстает перед глазами рожденного, в снегах и туманах гиперборея. В этом месте обитает вечно меняющаяся фея, немая сирена, волшебством своих красок еще коварнее завлекающая человека, чем сирена поющая. То и дело сменяются образы и сцены ее laterna magica [77] Волшебного фонаря (лат.). : если только что усталый караван плелся по желтым пескам, то теперь перед ними вдруг возникают зеленые оазисы, где под тенистыми пальмами сидит толпа мужчин; все они, опустив головы, курят трубки, а черные и бронзовокожие девушки, расплетя косы, подоткнув юбки, как для танца, поднимают вверх бубны, бьют в тамбурин. И кажется, что все они хохочут. А потом воцаряется тишина, и всей картины как не бывало. Вот это-то отражение таинственной дали и станет их целью!

Виктуар ликовала, увлеченная живостью его описании.

Но вдруг все стало жутким и сумрачным вокруг нее, и какой-то голос в ее душе произнес: фата-моргана.

После венчания, уже в четвертом часу, приглашенные на свадьбу собрались в парадной столовой с окнами, выходившими во двор, в комнате, обычно считавшейся просто неудобным придатком дома, и сегодня, после долгих лет, использовавшейся впервые. Госпожа фон Карайон сочла это желательным, хотя число гостей было невелико. Старый консисторский советник Боке позволил уговорить себя и теперь сидел за столом напротив жениха и невесты; из гостей, кроме тетушки и нескольких старых друзей, бывавших еще в доме генерального откупщика налогов, в первую очередь следует назвать Ноштица, Альвенслебена и Зандера. На приглашении этих троих Шах, несмотря на полное безразличие к составлявшемуся списку гостей, настаивал весьма энергично, ибо за это время ему сделалось известно их тактичное отношение к истории с карикатурами,- отношение, которое он тем более оценил, что никак его не ожидал. Бюлова, давнего противника Шаха, не было в Берлине, впрочем, он вряд ли попал бы в число приглашенных, даже если бы никуда и не уезжал.

Застольная беседа протекала с традиционной чопорностью, покуда не был провозглашен первый тост. Консисторский советник произнес речь, своего рода «исторический обзор», подразделенный на три части. Сначала он говорил о деде - генеральном откупщике и его славном доме, засим вспомнил бракосочетание госпожи фон Карайон, потом конфирмацию Виктуар (процитировав библейский стих, коим он вооружил ее перед вступлением на жизненный путь) и закончил благопристойной шуткой, касательно «египетской чудо-птицы, к многообещающей близости коей стремятся наши молодожены»; что послужило знаком к перемене настроения за столом. Непринужденная веселость овладела всеми, даже Виктуар развеселилась, особенно когда тетушка Маргарита, в честь торжественного дня облачившаяся в ярко-зеленое шелковое платье,- а в ее прическе красовался высокий черепаховый гребень,- поднялась, чтобы произнести второй тост в честь молодоженов. Смущаясь, она довольно долгое время постукивала ножом о графин с водой, прежде чем это заметила геспожа фон Карайон и объявила:

- Тетушка Маргарита хочет что-то сказать.

Тетушка склонила голову в знак согласия и начала свою речь с куда большей самоуверенностью, чем можно было предположить, судя по ее первоначальному смущению:

- Господин консисторский советник говорил так хорошо и так долго, я же не более как Руфь, что идет по полю и подбирает колосья,- кстати, это было темой проповеди в последнее воскресенье, читанной в маленькой церкви Пресвятой троицы, где опять было совсем пусто, человек одиннадцать, двенадцать, не больше. Но как тетка нашей милой невесты, а следовательно, как старшая, я поднимаю бокал, чтобы еще раз выпить за счастье молодой четы.

Сказав это, она села, спокойно принимая восхваления собравшихся. Шах попытался поцеловать руку старой дамы, но она уклонилась, зато обласкала Виктуар, ее обнимавшую, и заверила, что она все это знала наперед, с того самого дня, когда они ездили в Тедгаельгоф и там пошли в «цюрковь», так как заметила, что Виктуар, кроме большого букета фиалок для мамa, держала в руке еще маленький, который собиралась, в церковных дверях, отдать своему милому жениху, господину фон Шаху. Но когда он подошел, она бросила свой букетик, и он упал рядом с дверью на могилу ребенка, а это вегда что-то значит, значило и на сей раз. Будучи ярой противницей суеверия, она тем не менее верит в «сюмпатию», разумеется, только в пору ущербной луны. Весь этот день так и стоит у нее перед глазами, словно это было вчера, а если кто и делает вид, что ничего не заметил, то достаточно иметь два глаза, чтобы знать, где «вюшни» уже поспели. Эту поговорку тетушка стала развивать и в нее углубляться, отчего значение таковой отнюдь не прояснилось.

Тетушка Маргарита договорила свой тост, и гости начали вставать с мест, переходили от одного к другому, вступали в беседы, а после того как всех обнесли пирожными «с сюрпризом» из знаменитой кондитерской Йоста и всевозможные изречения, в них спрятанные, вроде: «Любовь, ты подлинное чудо, и муки испытать твои не худо», несмотря на мелкий и стертый шрифт, были прочитаны, все дружно поднялись из-за стола. Альвенслебен повел госпожу фон Карайон, Зандер - тетушку Маргариту, причем тема Руфи служила ему для непрерывных поддразниваний, которые так ей нравились, что во время кофе она, улучив минутку, прошептала Виктуар:

- Очаровательный человек. Как галантен. И как умен.

Шах много говорил с Зандером, спрашивал его о Бюлове, «который, правда, никогда не был ему симпатичен, но, вопреки своим вывертам, все же интересен», и даже просил его, при случае, передать это Бюлову. Во всем, что говорил Шах, сквозило дружелюбие, тяга к примирению.

В последнем он был не одинок, к тому же стремилась и госпожа фон Карайон. Она собственноручно протянула ему вторую чашку кофе и, покуда Шах клал в нее сахар, сказала:

- Два слова, милый Шах. Но в соседней комнате.