Сабахаттин Али - Юсуф из Куюджака

Смуглое лицо жениха не выражало ничего, кроме тупой усталости. Его тонкие, редкие усики, все в капельках пота, казались еще реже, когда он подходил к приятелям и улыбался им бессмысленной улыбкой.

Сдвинутая на затылок феска с кружевным платком^, из-под которой выбивались расчесанные на прямой пробор курчавые черные волосы, приоткрывала выскобленное бритвой темя. В этот вечер он думал только о том, чтобы угодить своим товарищам, как следует повеселить их, и поэтому, как только затихали зурны, он с руганью обрушивался на музыкантов, но при этом приказывал своим людям, чтобы они не забывали наполнять для них водкой бутыли, которые очень быстро опустошались изнемогающими от усталости цыганами.

Как только музыканты начинали играть общий свадебный танец, со своих мест поднимались человек десять и, выстроившись в затылок, медленным, мерным шагом начинали кружиться по площади, то соединяя руки над головой, то снова опуская их вниз. Танцоры то и дело дотрагивались до земли пальцами, чтобы они лучше щелкали, вслед за пьяной отрыжкой из их глоток вырывались визгливые выкрики.

Али пришел пораньше и уселся в углу. Он был не очень пьян. Для приличия, чтобы не обидеть Ихсана, он выпил всего два глотка, глядя на своих приятелей, которые вертелись посредине, припадая на колени, и в то же время внимательно посматривая по сторонам, чтобы на своей свадьбе сделать все еще лучше.

Несколько раз к нему подходил Ихсан. Как-то, присев рядом, он спросил:

- Ну, как дела? Когда твоя свадьба?

- Что ты, дорогой, еще ничего не известно. Ихсан смерил его недоверчивым взглядом:

- Значит, и от нас скрываешь? По правде говоря, обижаешь ты меня, Али.

Али промолчал. Ихсан вскочил. Глядя ему вслед, Али увидел, что к площади приближается Шакир с Хаджи Этхемом и остальной компанией.

Шакир, как всегда, был пьян, и Хаджи Этхем держал его под руку. На Шакире были зеленоватые шаровары, голубая куртка и жилет.

Гости, сидевшие на бревнах, подвинулись, уступив место вновь прибывшим. Ихсан вышел им навстречу и поднес вино. Шакир схватил протянутую ему полную кружку, осушил ее, задрав голову, и, морщась, вытер рот ладонью. Хаджи Этхем вытащил из кармана каленый горох с изюмом. Кто-то из людей Ихсана поставил перед ними большое блюдо с соленьями.

Но тут взгляд Шакира упал на Али, который сидел шагах в пяти от него. Растолкав локтями окружавших его людей, Шакир пригнул голову и испустил дикий крик.

Кое-кто из присутствующих сразу смекнул, в чем дело, а Хаджи Этхем пробормотал:

- Вот еще напасть!

Хотя Али утверждал, что еще ничего не известно, но в городе все считали его женитьбу на Муаззез делом решенным. Эта новость, о которой больше всего трезвонила сама Шахенде-ханым, всячески отрицая ее, быстро долетела и до Шакира. И он, и Хаджи Этхем без труда догадались, откуда Юсуф добыл триста двадцать лир. Хаджи Этхем сразу же решил устроить Али какую-нибудь пакость и только выжидал удобного случая.

При виде своего соперника, который разрушил все его мечты, Шакир пришел в бешенство. Он считал свои планы уже осуществившимися, а этот парень, отсчитав три сотни золотых лир, вырвал у него из рук девушку. Словно ни к кому прямо не обращаясь, но искоса поглядывая на Али, он стал сквернословить. Приятели пытались его урезонить.

- Помилуй, Шакир-бей, тебе это не пристало! Успокойся, ради всего святого!

Шакир расталкивал их плечом и орал:

- Оставьте меня! Я их всех разорю!

Али быстро сообразил, в чем дело. Он хотел было уйти подальше от греха, но понял, что этого он сделать не может, потому что тогда он никому в городе не посмеет взглянуть в глаза. Он остался сидеть на месте, стараясь не обращать внимания на Шакира. А Шакир распалялся все больше. Мысли его обратились к Муаззез. Она все время стояла у него перед глазами, и, когда взгляд его останавливался на Али, он чувствовал, что в нем и правда закипает душа. Он не мог представить себе, что этого жалкого, трусливого лавочника могли предпочесть такому, как он, - сыну богача, настоящему бею, и во всем винил Али.

- Если есть удалец похрабрее меня, пусть выйдет! - крикнул Шакир.

- Что ты, ага! Откуда в Эдремите взяться джигиту храбрее тебя, - тотчас ответили ему окружающие.

- Кто посмеет прикоснуться к надкушенному мною яблочку?

- Кому это придет в голову, Шакир-бей? Веселись себе на здоровье!

Али сидел как на угольях. Шакир, закрыв глаза, орал, мотая головой:

- Если найдется такой, я выпущу из него кишки.

- Выпустишь, Шакир-бей. Будь спокоен - все в порядке!

В это время барабаны и зурны вновь заиграли свадебный танец. Танцоры, подымая пыль, снова закружили заплетавшимися ногами. Время от времени они останавливались, вытаскивали из-за пояса пистолеты и пять-шесть раз подряд палили в воздух.

Шакир выскочил на середину и присоединился к танцующим. Широкий кушак халепской ( Халеп - Алеппо ) работы волочился по земле, путаясь у него в ногах. Он едва держался на ногах и поэтому больше вертелся на одном месте. Нагнувшись, чтобы встать на колено, он упал лицом в пыль и с трудом поднялся. Глаза его были полузакрыты, он глядел сквозь маленькую щелку между веками.

Вдруг он заметил, что стоит рядом с Али. Повернувшись к нему лицом, он попытался выпрямиться. Его губы и лицо нервно подергивались. Глаза были по-прежнему полузакрыты. Он поднял брови и принял вызывающую позу. Али тоже выпрямился, побледнел и молча смотрел на Шакира, думая в этот момент не о нем, а о товарищах, о том, что они скажут, если он струсит.

Шакир встрепенулся. В круг танцующих вошли барабанщик и зурнист. Барабанщик, выпятив свой горб, изо всех сил лупил по туго натянутой коже барабана. Зурнач раскачивался из стороны в сторону, словно играл всем телом; он то наставлял инструмент на кого-нибудь из танцующих, то, войдя в раж, поднимал его прямо к небу.

Шакир, пытаясь танцевать, сделал еще несколько шагов. В этот момент кое-кто из зрителей и танцоры вытащили пистолеты и один за другим стали палить в воздух. Шакир тоже сунул руку за пазуху, вытащил из-под голубой куртки огромный «смит-вессон» и три раза выстрелил в небо.

Потом, словно устав держать тяжелый пистолет, рука его медленно опустилась, дойдя до уровня груди Али, остановилась, выпрямилась и застыла на месте. Глаза Шакира, все время полузакрытые, вдруг округлились и вылезли из орбит. Он чуть наклонился вправо и, когда глаз его оказался на уровне мушки, два раза подряд спустил курок.

Достать пистолет, выстрелить в воздух, наставить его на Али - на все это потребовалось несколько секунд, и многие только успели обернуться на звук выстрелов.

Али откинулся назад и упал на землю.

На площади все смешалось. Танцоры, барабанщики, зурнисты, те, кто еще пил водку, и те, кто уже засыпал пьяным сном, - все бросились к распростертому на земле телу. Ихсан встал на колени, обхватил руками голову Али. Он кивнул одному из стоящих рядом парней, и тот, присев, обнажил грудь раненого. Пули попали в левую сторону груди на расстоянии четырех пальцев друг от друга. Из маленьких черных дырочек почти не текла кровь. Ихсан поднял голову и посмотрел на окружающих, словно говоря: «Видите, он готов».