Эрнст Юнгер - Сердце искателя приключений. Фигуры и каприччо

В длинном низком сарае, где сушились сети, мы уложили в ряд всех наших уснувших товарищей. Они бились в лихорадке и тяжело вздыхали, по их лицам чередой проносились тени сновидений. Монахиня старалась устроить их как можно удобнее и влить им в рот немного супа, а я помогал ей в этом. Эти печальные обязанности сблизили нас: монашка посвятила меня во все тайны острова и подарила множество вещичек из числа тех, что прибивало к берегу после кораблекрушений.

С течением времени я всё более ясно понимал, что с этой монахиней и этим островом меня связывают очень давние связи. В короткие паузы между работой я охотно предавался таким размышлениям, но без всякой страсти — так, как обычно движутся от страницы к странице те, кто читает на вахте. Однажды вечером на исходе суетного дня я прогуливался вдоль берега перед хижинами и дышал свежим воздухом. Во мне вновь зашевелилось уже знакомое чувство внутренней связи, подобное услышанной когда-то мелодии, которая поселилась и живёт в душе. Я увидел, как распускаются дурманящие цветы и, несмотря на опасность, страстно захотел вспомнить, что со мной было. Я сорвал цветок и съел его.

В тот же момент я погрузился в магнетический сон. Время, из которого мы ввергаемся в эту жизнь, втянуло меня обратно, и я перешёл в другое состояние. Я снова находился на этом острове, но на месте хижин теперь стоял городок, выстроенный из камня. По стилю он чем-то напоминал раннюю готику, но эволюционировавшую каким-то фантастическим образом, что, видимо, было обусловлено длительной изоляцией. Стрельчатые арки сузились до бойниц, окружённых скульптурными изображениями сказочных морских существ. Ещё мне показалось, что роль декоративного узора, которую обычно отводят руте, здесь играл фукус. Поэтому окна главной церкви тёмно-зелёной лентой рельефа как бы оплетали стены из белого кораллового известняка. Через них во внутреннее пространство лился холодный подводный свет, в котором поблёскивали своим золотом статуи святых, напоминавшие сокровища затонувших кораблей. Все стены были увешаны списками имён и галионными фигурами с разграбленных судов. Между ними изредка попадались полотна с изображением горящих или тонущих парусников и людей, в крайнем отчаянии мятущихся по палубам. На каждой картине высоко над мачтами в окружении облаков или огней святого Эльма неизменно присутствовал спасительный образ Пресвятой Девы, покровительницы мореплавателей.

Итак, на острове жили пираты-христиане, которые иногда отправлялись за добычей далеко в море. Я гостил у радушных обитателей островов, поселившись в доме главного капитана. Весь город был сильно взбудоражен, так как всё чаще приходили вести о том, что пиратское гнездо обнаружено и к нему приближается мощный испанский флот.

Никакого участия в подготовке к обороне, которая шла вокруг, я не принимал, а сидел в украшенной оружием комнате и говорил с дочерью капитана. Разговор был торопливым и возбуждённым, ибо мы опасались, что не хватит времени, а сказать друг другу нужно было ещё очень много. Она заклинала меня покинуть город до того, как здесь начнётся стрельба. Я же решил разделить судьбу её народа, тем более что именно чувство опасности придавало мне сил. Мы не успели закончить, как в комнату с криком ворвался её брат, весь в крови: «Испанцы в городе!» В этот момент в окне заиграли красные блики от зарева пожара, который, словно прощальный глоток, и огорчил меня и обрадовал. Я схватил стоявшее в углу ружьё с кремневым замком и выбежал на улицу. Уже была объята пламенем башня, напоминавшая большую раковину. В город из гавани толпами стекались пираты, преследуемые испанцами.

Я опустился на небольшую лужайку, взвёл курок и подстрелил одного из преследователей. Его товарищи остановились и начали в меня стрелять; я увидел, как из стволов вырвались огонь и белые клубы дыма, а потом почувствовал, как пули впиваются в моё тело.

Я пролежал на земле довольно долго и потерял много крови. Потом увидел, как возле меня распустился чудесный цветок. Я сорвал его, съел и погрузился в сон. И с последним проблеском света догадался: я буду жить бессчётное количество раз, буду встречаться с той же самой девушкой, есть тот же самый цветок и, вкусив его, умирать, как это уже происходило бессчётное количество раз.

Гослар

Мы отнюдь не случайно относимся к красному цвету настороженно. В бурном потоке жизни он вспыхивает редко, но уж если вспыхивает, то ярко. Он указывает на что-то сокровенное, на то, что следует утаить или уберечь, особенно на огонь, пол и кровь. Поэтому всюду, где красное является внезапно, оно вызывает чувство растерянности, как красные флажки, что преграждают путь к каменоломням или стрельбищам. В общем, он говорит о близкой опасности: так, подфарники и фонари наших автомобилей горят красным светом. В частности, он означает опасность, связанную с огнём; в красный окрашены пожарные сирены и краны, а также машины, перевозящие горючее или взрывчатые вещества. С ростом потребности в горючих веществах и топливе мир покрывается сетью огненно-красных будок. Уже один их вид вызвал бы у чужака чувство, что вокруг бескрайний взрывоопасный склад, что живёт он в эпоху господства Урана. Взрывчатые вещества обычно обозначают красным цветом, воспламеняющиеся — жёлтым или жёлто-красным.

Странная двойная игра, оживляющая мир символов, придаёт красному цвету оттенки угрозы и соблазна. Весьма красиво эти смысловые оттенки выражены в красных ягодах, которые охотник кладёт в силки и пленки. Холерические животные вроде индюка или быка больше всех подвержены этим чарам, вплоть до ослепления. Люди с подобным темпераментом часто падают в обморок, увидев тюльпаны ярко-красного цвета.

Благодаря своему завораживающему воздействию красный цвет особенно хорошо подходит для обозначения вещей первостепенной важности. Чувство тревоги нам обычно внушает вид аптечек, спасательных кругов или стоп-кранов. Иногда красный говорит об абстрактном ускорении, например, в случае красных наклеек, приклеиваемых к конвертам на почте.

Тревожный и вместе с тем соблазнительный характер красного цвета отчётливо выражен в сфере половых отношений. Здесь мы можем наблюдать богатую палитру оттенков: от почти осязаемого цвета тлеющих углей, который мерцает при входе в дом с дурной репутацией, до бесстыдного телесного цвета ковров и портьер в подъездах больших игорных и публичных домов.

Красный цвет губ, ноздрей и ногтей показывает, как выглядит наша кожа изнутри. Подкладку одежды мы также представляем себе красной, и иногда делаем так, чтобы этот цвет проглядывал в шлицах или на отворотах. Здесь же кроется смысл красных обшлагов, бортов, воротничков, кантов и петлиц, всего красного женского белья; даже постель под простынями и пододеяльниками окрашена в красный цвет. Это представление распространяется и на внутренность помещений и домов, подчёркивая при этом их великолепие. В роскошные залы входят через красные занавеси, а во время приёмов до самого подъезда расстилают красные ковры. Внутренность портсигаров и футляров, где хранятся драгоценности, любят драпировать красным шёлком.