Тарас Шевченко - Драматические произведения. Повести

Они думают передать страшную расправу сынам и внукам. Нет! Теперь должно кончить, и кончить навсегда. Мы знаем вас, вероломные! Мученическая смерть Богуна, Остраницы и Наливайка нам показала, как исполняете вы клятвы. Столетняя война — и между кем? Между родными братьями. Страшно! ( Немного помолчав. ) Что ежели определено судьбою мне, простому человеку, окончить то словами, чего миллионы не могли кончить саблями?..

МарьянаКак это весело!

НикитаКак мне весело, когда б ты знала! Ты, как дитя неразумное, веселишься и плачешь, а я?.. Но после о радостях поговорим. Иди к матушке и поторопи ее с шапкой.

МарьянаДа зачем тебе так скоро шапка нужна?

НикитаПосле скажу, иди скорее. Невеста еще только, а уже и не слушается.

Марьяна( усмехаясь ) Иду, иду. ( Уходит .)

Никита ходит задумавшись по комнате. Немного погодя, остановись, говорит как бы с самим собою, сначала тихо, потом громче и останавливается на авансцене.

Никита

( Взволнованный, долго ходит молча по хате, останавливается и говорит как бы сам с собою. )

Славяне, несчастные славяне! Так нещадно и так много пролито храброй вашей крови междоусобными ножами! Ужели вам вечно суждено быть игралищем иноплеменников? Настанет ли час искупления? Придет мудрый вождь из среды вашей погасить пламенник раздора и слить воедино любовию и братством могущественное племя!

Задумывается. Входят Катерина с шапкой и Марьяна.

КатеринаСлава богу, насилу-то угромоздила их: такие большие!

Никита( очнувшись ) Что вы так долго с ними делали?

[1841]

Между городом Кременчугом и городом Ромнами лежит большая {11} транспортная, или чумацкая, дорога, называемая Ромодановым шляхом. Откуда она взяла такое название, — это покрыто туманом неизвестности; чумаки же рассказывают вот какую былицу.

Жил в городе Крюкове (что за Днепром, против Кременчуга), — так в этом городе Крюкове жил богатый, неисчислимо богатый чумак Роман. Каждое божие лето отправлял он две валки, по крайней мере возов в двадцать каждая: одну на Дон за рыбою, а другую в Крым за солью. К первой пречистой чумаки, его наймиты, возвращалися в город Крюков. Часть добра сваливалась в его коморах, а с другою половиною добра он уже сам отправлялся в город Ромны со своею валкою, а шел он вот какою дорогою: сначала на Хорол, так что ему Золотоноша оставалася вправо, а Веселый Подол влево, потом из Хорола на Миргород, из Миргорода на Лохвицу, а из Лохвицы уже в Ромны. Так посудите сами, какой он круг всегда давал! И для почтаря это чего-нибудь да стоит, а про чумака и говорить нечего. Вот он однажды, продавши на роздриб и частку гуртом свое добро в городе Ромнах, думал было возвращаться домой, да приостановился ненадолго около корчмы, около той самой корчмы, что и теперь стоит уже за городом Ромнами, под вербами, на Лохвицкой и Зиньковской дороге и на Ромодановом шляху.

А тут уже под вербами, около корчмы, стояло десяток-другой чумацких возов распряженных, а кой-где под возами сидят себе люди добрые да горилку кружают . Вот он остановился со своею худобою , снял шапку, помолился богу и, обратившись к чумакам, сказал:

— Благословите, Панове молодцы, волы попасать!

Чумаки ему отвечали так:

— Боже благословы, велыке поле! — и принялися за свое дело.

А он, оставя волы в ярмах, пошел в корчму, говоря:

— Я только чвертку выпью.

Заходит в корчму, а там шинкарочка, точно на картине намалевана, будто шляхтянка какая. Чумак Роман был уже хотя и не молодой чумак, одначе в нем сердце заиграло, глядя на такую кралю. Краля это смекнула да, усмехнувшися, и спрашивает его:

— А чего вам хорошего надобится, господа чумаче?

Она-таки умела и по-московски слово закинуть.

— А вот чего мне надо, моя добродейко: кварту горилки, да две кварты меду, да сама сядь коло мене.

— Добре, — сказала шинкарка и, наливши ему кварту водки, пошла в лёх с поставцем и принесла меду.

Сидит чумак Роман в конце стола, закуривши свою чумацкую люльку, а около него сидит молодая шинкарочка да смотрит на его седые усы своими голубиными глазками. Пьет чумак Роман, кружает он серебряною чарою горилку горькую, а шинкарочка молодая золотым кубком мед сладкий. Долго они вдвоем себе сидели, пили, разные песни пели. На дворе уже стемнело, а они сидят себе, пьют и поют. Уже и темная ночь на дворе, уже бы чумаку и в дорогу пора, а он сидит себе да пьет. Уже и полночь на дворе, а он все-таки сидит и пьет, а шинкарочка, знай, наливает. А волы, бедные, в ярмах стоят. Вот уже и Чепига, и Волосожар {12} за гору спряталися, и зарница взошла. Чумак Роман как бы опомнился, взял шапку, люльку и вышел из корчмы, лег в воз, накрылся свитою и едва проговорил: « Соб , мои половые!» — волы двинулися, взяли соб и пошли частым полем, а не Лохвицкою дорогою. Неизвестно, долго ли они так шли и долго ли чумак Роман спал, только он проснулся уже в городе Кременчуге. По его следу поехали другие чумаки и пробили широкую дорогу и назвали ее Романовым шляхом. А почему его зовут Ромоданом, этого чумаки не знают.