Стефан Жеромский - Пепел

Подъезжая по тракту к Старому Модлину, путники встретили генерала Немоевского, который ехал в сопровождении нескольких офицеров разного ранга. Старый легионер всмотрелся в лицо князя и спросил его с коня:

– Как вы к нам попали, князь?

– Да ведь вы тут стали стеной! До самого Модлина?

– Да! Приходится вам из ваших Галиции ходить к нам, в Великую Польшу, на передышку. К кому это вы, князь?

– Мне нужно к кому-нибудь из начальства.

– Может, к самому главнокомандующему?

– Да, вероятно, и до него придется добраться.

– Не знаю, удастся ли это вам, потому что я еду как раз на военный совет.

– Ах, так мне, значит, нечего торопиться…

– Особенно, если дело частного характера.

– Частного не частного, но во всяком случае личного. Я хочу дать все, что имею при себе, на военные госпитали, которые были бы лучше устроены, чем те, которые я видел в Варшаве после рашинского дела. Кроме того…

– Если я смогу помочь вам…

Генерал подъехал поближе к бричке. Рафал сошел с нее и зашагал по тропинке вдоль рва. Князь с генералом вели разговор вполголоса.

– У меня здесь, за Свидером, в Галиции, – говорил князь, – две-три деревушки. Там легко было бы сформировать батальон, а, пожалуй, и неплохой полк, если бы только какой-нибудь отряд пробрался через границу и кликнул клич среди молодежи. Я вот и хотел посоветоваться…

– Браво, князь! Хо-хо… Пойдемте с этим к главнокомандующему. Так нам и заявите, галичанин!

– Хорошо вам шутить над нашей галицийской бедой, когда у вас дом и деревня под боком…

Проехав по узкой деревенской улице, они вскоре остановились перед каменной корчмой. Не успел Немоевский отворить дверь, как в соседней комнате послышались оживленные голоса. Князь хотел остаться в первой комнате, но Немоевский потащил его с собой и представил собравшимся. Мало кто обратил на Гинтулта внимание. Сразу было видно, что на этом совете должно было быть принято особо важное решение. Лица у всех были неспокойные, сосредоточенные, напряженные, почти тревожные. Князь Понятовский, сидя на маленьком диванчике за круглым столом, крутил в руках лист бумаги. У кровати с пышной постелью стоял Зайончек, с преувеличенной, нарочито подчеркнутой субординацией не занимая места, не осмеливаясь сесть. В углу комнаты расхаживал великан Домбровский.

Его крупное лицо, длинный, мясистый, прямой нос, бритые толстые губы, каждый мускул дрожали и дергались от волнения. Большой рукой он нетерпеливо ерошил и без того растрепанные волосы. Он отдувался, останавливался, окидывал взглядом присутствующих и снова начинал ходить в своем углу. У стены, скрестив на груди руки, стоял Сокольницкий, рядом с ним – Беганский, затем Каминский, Каменецкий, Фишер, Пиотровский, Хебдовский, Грабовский, Войчинский, Изидор Красинский, Рожнецкий, Гауке.

Когда Немоевский с князем вошел в комнату, Домбровский посмотрел на Гинтулта и сказал вполголоса:

– Где я его видел?…

Князь поклонился ему издали. Старый генерал кивнул головой, продолжая бормотать про себя:

– Ах да, вспомнил… Постарели мы с тобой, уважаемый, с той поры как ты в Вероне хотел судить меня за коней Александра Македонского…

Генералы обратили на вошедших глаза, но видно было, что думают все они о чем-то ином.

– Ваша светлость, – обратился Немоевский к главнокомандующему, – по дороге сюда я встретил князя Гинтулта. Он хочет сформировать целиком на свой счет полк кавалерии. Я полагал, что вы, ваша светлость, согласитесь принять князя…

– Я очень рад вашему гражданскому великодушию и щедрости. Но время неподходящее…

Через минуту, как бы. для того, чтобы смягчить некоторую резкость своих слов, главнокомандующий прибавил:

– Мы, кажется, служили с вами под старыми знаменами? Я помню…

Гинтулт издали поклонился.

– Садитесь, пожалуйста, князь. Мы будем обсуждать здесь наши дальнейшие действия. Быть может, вы подадите нам какую-нибудь счастливую мысль…

Гинтулт остановился у дверей и глубоким, полным любви и сострадания взглядом окинул присутствующих.

– Итак, господа, – сказал главнокомандующий, – прошу подать совет, как нам быть дальше.

При этих словах он поднял беспокойные глаза прежде всего на Зайончека. Крайняя антипатия сквозила в его взгляде. Надменностью и презрением было проникнуто каждое слово:

– Прежде всего прошу высказаться господ дивизионных генералов.

Воцарилось молчание.

– Представленные вам соображения не являются моим личным мнением, – продолжал князь Юзеф. – Сам я готов на все. Если дело дойдет до бомбардировки Варшавы, я приказал Горновскому палить прежде всего в мой дом «Под бляхой».

Язвительная улыбка скользнула по тонким губам Зайончека.

– Я полагаю, – проговорил дивизионный генерал, – дело не дойдет до такого ужасного несчастья…

– Как бомбардировка Варшавы, – вставил Фишер, желая, видимо, смягчить слова старого завистника.

– Как разрушение дворца «Под бляхой», – отрубил Зайончек, обращаясь к Фишеру с той же ядовитой и злобной улыбкой.

Главнокомандующий стерпел это оскорбление. Бледный от ранений Фишер продолжал:

– Почему вы полагаете, генерал, что дело не дойдет до этого?

– Я так полагаю. Обстрел Варшавы и Праги причинил бы сейчас австрийцам не меньше бед, чем пятнадцать лет назад. Поэтому они не начнут обстреливать Прагу. Но что из того, что мы сохраним за собой эту крепость и клочок земли? Где тут развернуться? Чем прокормить солдат? Нам грозят пруссаки, тридцать с лишним тысяч, город занят, паника, а император за сотни миль. Мы как рукав реки перед приливом.

– Это мы знаем, но что же вы предлагаете? – сухо спросил князь Понятовский.

– Я думаю, что надо собрать решительно все наличные силы, перейти Вислу и через Тешинскую Силезию форсированным маршем направиться в Саксонию. Выйти на соединение с императором и делать, что он прикажет. Вот и все…

– Мы не имеем права оставить так Княжество! – порывисто вмешался Фишер. – Что подумает народ? После одного сражения и сдачи Варшавы мы покидаем родину!..

– Прежде всего меня совершенно не интересует мнение народа, – возразил Зайончек, – для меня важно мое собственное мнение, то есть военные соображения. Я генерал императора и не имею права губить армию, которую он мне доверил, а здесь я могу ее только погубить.

По толпе генералов пробежал ропот.

– Да, да, да! Еще раз повторяю: я генерал императора, только императора…

– А как вы посоветуете поступить? – обратился князь Юзеф к Фишеру, явно желая прервать поток красноречия Зайончека.

– Я бы скорее предпочел запереться в крепостях и ждать. У нас есть Модлин, Глогово, Гданьск, Кистшинь. В каждой из этих крепостей есть горсточка наших солдат. Мы можем защищаться месяцами.