Адальберт Штифтер - Лесная тропа

— Скажи мне, пожалуйста, Мария, почему ты в лесу никогда не боишься, да и с первой нашей встречи меня ни минуты не страшилась?

— Леса я не боюсь, — ответила она. — Я и не знаю, чего мне бояться. В лесу я выросла, знаю его вдоль и поперек, а вот чего бояться — не знаю. И вас я никогда не боялась, вы — добрый и не такой, как все, а совсем другой.

— Какой же я другой, скажи?

— Другой, и всё, — ответила Мария. — Я раньше, бывало, ходила в город, как тут все ходят, чтоб продать чего-нибудь, а потом перестала ходить и не хожу, даже когда приезжих никого нет. Мужчины, каким это и вовсе не пристало, меня остановят, потреплют по щеке и скажут: «А ведь красавица!»

Услыхав такое, господин Тибуриус отложил альбом и карандаш, повернулся на камне, на котором сидел, и стал рассматривать Марию. «А ведь и впрямь она необыкновенно красива!» — отметил он про себя, не на шутку испугавшись. Из-под платочка, которым всегда была повязана головка, выбились каштановые, аккуратно разделенные пробором волосы и открывали взору чистый и прекрасный лоб. И весь ее облик, несмотря на свежесть красок и пышущее здоровье, отличался несравненной тонкостью и изяществом, каковое впечатление скорее усиливалось, нежели умалялось грубой одеждой, которую она имела обыкновение носить. Глаза были большие, темные и лучистые, и стоило ей их вскинуть, как они смотрели на вас прямо и открыто, а когда она их опускала — длинные пушистые ресницы целомудренно прикрывали их. Губы были красные, зубы — белые; фигура ее, даже сейчас, когда она сидела, вполне соответствовала величине головки, к тому же была стройной и женственной.

Так, посмотрев на Марию, господин Тибуриус вновь обратился к своему альбому и взялся за карандаш. Впрочем, ненадолго.

— Нет, лучше я сегодня не буду больше рисовать, — проговорил он вдруг, полуобернувшись к Марии, надел на карандаш наконечник, прикрепленный к альбому, завязал тесемки, собрал все свое снаряжение, лежавшее вокруг, и поднялся. Мария также встала с камня, на котором сидела, и взяла в руки корзинку, и они пошли вместе — он с альбомом под мышкой, она со своей корзиночкой. И шагали они не в сторону дороги, а в лес — девушка хотела проводить господина Тибуриуса до места, где стежка отходила в сторону и вела через заросли, а оттуда — уже к склону, под которым стоял домик ее отца.

Подойдя к развилке, они остановились, и Мария сказала:

— Всего вам доброго, и не забудьте прийти послезавтра пораньше. Нынче земляника поспела на Турских вырубках, а туда нам идти гораздо дальше. После вы заглянете к батюшке, и я угощу вас свежей ягодой. А теперь доброй ночи вам.

— Доброй ночи и тебе, Мария. Я непременно приду, — ответил Тибуриус и направился в обратный путь к своей каменной стене. Мария же быстро исчезла с глаз в темных ветвях густого ельника.

Как и обещал, господин Тибуриус появился в назначенный день и час и застал Марию уже поджидавшей его.

— Видите, а вы все-таки опоздали. Я сегодня вышла по нашим часам и пришла ранее вас, — рассмеявшись, сказала она, увидев его. — А теперь вы пойдете со мной на Турские вырубки, а потом к нам домой и будете кушать вместе с батюшкой землянику.

И господин Тибуриус отправился с Марией на Турские вырубки и оставался там все то время, покуда Мария собирала ягоды, а затем они вместе поднялись к домику ее отца, и он отведал тех ягод, которые она приготовила для мужчин, как делала это обычно, оставив для себя горсть в зеленой мисочке.

Однако с тех пор господин Тибуриус сделался весьма конфузлив, его можно было назвать даже робким.

Всякий раз, как они договаривались, он приходил на условленное место, прогуливался с Марией, как и прежде, но был сдержанней, избегал говорить ей «ты», а порой, когда она не замечала этого, украдкой рассматривал ее, дивясь ее красоте.

Так прошло лето, наступила осень и миновал как раз год с тех пор, как они познакомились.

И тогда-то и случилось, что однажды вечером, среди многих мыслей, неведомо по какой причине досаждавших ему, его осенила и следующая: «А что, если ты попросишь руку Марии?»

И стоило ему подумать об этом, как его охватило безумное нетерпение. Ему казалось, что все холостяки курортного городка одержимы желанием немедленно жениться на Марии. А ведь нынче он не был в доме под скалой, вдруг кто-нибудь поедет в лес посватается? Чего проще! И как это он сам целое лето провел с Марией и ни разу даже не подумал об этом, не предпринял никаких решительных шагов, могущих способствовать достижению этой цели?

Оттого он и приказал на следующий же день спозаранку заложить лошадей и проехал по дороге порядочный отрезок, дабы не привлекать к себе внимания, и затем уже пошел пешком прямо через подлесок к склону, под которым стоял домик отца Марии. На сей раз он и не вспомнил о распорядке дня водолечебницы, кстати, им и так уже частенько нарушавшемся.

И отец и дочь удивились столь раннему его приходу, а он даже не мог ответить что-либо вразумительное. Мария же, как раз потому, что он пришел, никуда не выходила из комнаты. Но когда она по какой-то хозяйственной надобности все же вышла, Тибуриус поспешил открыть причину своего раннего появления ее отцу. Как только девушка вновь вошла в комнату, отец обратился к ней со следующими словами:

— Мария, наш друг, часто заглядывавший к нам этим летом, сватается к тебе, если ты, разумеется, как он сам выразился, своей охотой пойдешь за него, иначе и не надобно вовсе.

Мария стояла будто пламенеющая роза, не в силах произнести ни слова.

— Ничего, ничего, все к лучшему обернется, — проговорил отец, — сейчас тебе не надо ничего говорить, все обернется к лучшему.

Мария вышла, а господин Тибуриус, который, выезжая, и не подумал прихватить с собой документы, удостоверяющие его личность, обратившись к отцу Марии, сказал, что привезет все сведения о своем состоянии и своей личности, поскольку они у него в гостинице, а о недостающих документах тут же напишет, — и удалился. Отец девушки вскоре вышел и увидел ее на скамейке в садике у обрыва.

— Дорогой батюшка, — сказала Мария. — Я с охотой пойду за него. Он добр, как никто другой, он славный и такой учтивый, что можно с ним без конца бродить в самом глухом лесу. Потом он не носит этих глупых одежд, как остальные приезжие, а одет просто, как мы. Только вот одного боюсь — можно ли ему жениться, есть ли у него дом и достаток, чтобы содержать жену. Когда я была в городке и расспрашивала о нем, я позабыла спросить.

— Об этом ты не тужи, — успокоил ее отец. — Все то время, покуда он ходил к нам, он был так любезен, скромен и говорил так понятно и разумно, — не станет он свататься, если нет у него всего, что для этого положено. Человеку не обязательно иметь много, он может довольствоваться и малым.