Адальберт Штифтер - Лесная тропа

Зимой прибыли в ящиках картины, которые полковнику случилось приобрести в различные времена своей жизни. Помню, я пришел к нему в ясный зимний день, и он стал показывать мне свои сокровища, поясняя, что они собой представляют и как их надо воспринимать. Некоторые превосходные полотна Маргарита развесила у себя, остальные полковник взял к себе, причем долго думал и примеривался, стараясь разместить их так, чтобы каждая картина выиграла от искусного размещения. Я в жизни не видел ничего столь прекрасного, а если и видел, то не умел оценить по достоинству.

С наступлением весны, на сей раз неожиданно ранней, полковник, едва сошел снег и оттаяла земля, возобновил труды по устройству своих владений. Он взялся за очистку дубовой рощи в той части, которая ему принадлежала: дикий кустарник был выкорчеван, земля очищена от завали и гнили и разрыхлена железными граблями, чтобы дать пробиться свежей травке. Сохнущие деревья срубили и, если где был замечен сухой сучок, его спиливали с такими предосторожностями, точно это было фруктовое дерево. Тогда же приобрел он низину, о которой шла речь выше, она представляла собой болото, где росли только карликовые сосны, да красные ягоды клюквы, да пожелтевшая трава с ржавыми зубчиками. Полковник задумал превратить эту пустошь в роскошный луг. Предстояло также подготовить поля к севу. Были наняты работники, закуплен тягловый скот, и все это размещено в свободных помещениях дома, успевших просохнуть за ясную, морозную зиму. Полковник задался целью распространить в наших местах пшеничные посевы, до него у нас делались только робкие попытки в этом направлении. С этой целью он купил семена летней пшеницы, вызревающей в горных областях с суровым климатом, чтобы посмотреть, как она привьется на наших полях. Что же до озими, то он посеял ее с таким тщанием, о каком в нашей лесной местности еще и слыхом не слыхали. Был также возделан сад, окруженный решетчатой оградой, и выложены удобрением теплицы, где должны были вызревать ранние овощи.

Вскорости прибыли и книги. С возов были сняты большие ящики из неструганого дерева, и их тут же начали разгружать. Полковник велел вынести из библиотеки полюбившиеся нам за зиму табуретки, и теперь повсюду высились стопками книги. Шкафы были уже изготовлены и стояли по стенам. Когда полковнику было недосуг, так как повсюду требовался его глаз, я разбирал книги и расставлял их в должном порядке. Я уже и сам был не прочь завести такую библиотеку. Взбираясь на изготовленную по заказу двойную стремянку с обернутыми сукном ножками, чтобы не поцарапать пол, я расставлял книги, подбирая их в том порядке, какой диктовался целесообразностью и существом дела. Маргарита снизу передавала мне том за томом. Мы записывали, где что стоит, чтобы книгу можно было легко отыскать и в дальнейшем судить по записям о составе библиотеки в целом, а также о месте каждой книги в отдельности. Как только в шкафах будет наведен порядок, полковник хотел обставить библиотеку изящной мебелью: добротные мягкие кресла, большой стол под лампу — да и все прочее, в чем возникнет нужда, чтобы следующую зиму снова дружно встретить среди книг у уютно потрескивающего большого камина.

Маргарита развесила у себя еще и новые картины и гравюры. Она подводила меня к своим любимым пейзажам и объясняла, что ее восхищает здесь или там.

С приближением теплых дней, когда холмы оделись ярко-зеленой муравой, но на фруктовых деревьях еще не набухали почки и только низенький кустарник вдоль ручьев, а также бузина и верба покрылись мелкими листочками и барашками, в доме состоялось торжество закладки краеугольного камня. Присутствовали примерно те же лица, что и прошлый раз, когда дом подводили под крышу и плотник произнес свое традиционное заздравие. Под главным подъездом, который через вестибюль ведет в зимний сад и оттуда в коридор, куда выходят покои полковника и Маргариты, приподняли мраморную плитку, прикрывавшую тайник. Под ней оказался высокий мраморный ковчежец, закрывавшийся толстой стеклянной крышкой. Когда крышку сняли, открылось полое пространство, куда предстояло сложить памятные вещи. Изнутри ковчежец был облицован стеклом, предохраняющим от гниения. Сюда поставили бутыль, из которой наливал вино плотник, произносивший заздравие. В бутыль вложили золотые и серебряные монеты, бывшие у нас в ходу, все последней чеканки, а с ними — специально выбитый для этого случая квадратный золотой с обозначенном годовщины закладки. В эту же бутыль был вложен пергаментный свиток с указанием обстоятельств, сопутствовавших закладке. Бутыль была закупорена стеклянной пробкой и запаяна в горлышке. Когда ее вставили в тайник, некоторые присутствующие добавили от себя кое-какие вещицы, либо взятые из дому с этой целью, либо только сейчас пришедшие на ум. Тут были книга, колечко, фарфоровая чашка, ключик для завода часов, исписанные листки бумаги, а кто-то бросил розу, которую, по-видимому, привез с собой из оранжереи. Девушки побросали туда же свои ленты, — пусть неведомые потомки узнают, какой наше время придерживалось моды по этой части. Когда все было вложено, ковчежец закрыли плотно пригнанной стеклянной крышкой, и обвели на стыке густой цементной опояской, которая, застыв, не пропускает ни воздуха, ни дождя, ни испарений. На стеклянную крышку наложили мраморную плитку, плотно входящую в пазы мраморного ковчежца, и тоже залили швы цементом, а сверху накрыли обычной каменной плиткой, какой вымощена площадка и дорожка, огибающая двор, дабы ничто не указывало на место, где замурован краеугольный камень.

По окончании церемонии присутствующие перешли в зимний сад, где гостям было сервировано угощение. Зал был декорирован растениями, какие уже имелись в доме этой зимой, а там, где их не хватило, промежутки заполнили первой весенней нежной зеленью. Посреди зала стоял большой стол с вином и закусками. Старенький зиллерауский священник благословил трапезу, после чего, кратко коснувшись события, которое сегодня собрало здесь гостей, испросил у господа благословения этому дому и его обитателям. В заключение он обратился к гостям с призывом и впредь сохранять то миролюбивое и дружественное расположение духа, с каким они сегодня прибыли на это торжество. Под оживленные разговоры гости отдали дань угощению и стали постепенно расходиться — кто раньше, кто позже. Когда же и последний гость простился с хозяином и он остался один со своей челядью, слуги вынесли из помещения все лишнее и привели его в обычный вид. Я уехал сразу же после проповеди, так как меня призывали неотложные дела, и обо всем прочем знаю из рассказов Маргариты и полковника. И на этот раз подумали о бедноте, но, пожалуй, с большим толком, чем в предыдущий. Зима была на исходе, не всякий мог с запасами прошлого года дотянуть до следующего урожая, и полковник распорядился негласно снабдить особо нуждающихся необходимым подспорьем.