Блез Сандрар - Ром

Сколько еще всего вспоминается сейчас! «Все «гоберисты» знали, что папа Гальмо скоро умрет, — записывает во время тех событий одна девчушка — ей, двенадцати — или тринадцатилетней, довелось стать их свидетельницей. — Начиная еще с июня 1928 года кое-кто из них писал на Мартинику, что Гальмо умер. В последнем номере их газеты «Прогрэ», вышедшей после отъезда Эжена Гобера (папа сохранил эту газету), они писали, что скоро с этими жалкими депутатишками будет беседовать призрак Гальмо. 6 августа одни из этих господ назаказывали себе пирожков и засахаренных марципанов, другие накупили шампанского. В воскресенье они заявили «гальмоистам»: «В понедельник-то вы наплачетесь, готовим вам подарочек, только это пока секрет…» Еще в пятнииу 3 августа Лама, мэр Иракубо, отправился в Тру-Пузон, Синнамари, Мальанани и Куруон, чтобы известить своих приверженцев, что в понедельник папа Гальмо умрет, отравленный мышьяком. Они пили шампанское и плясали, к большому изумлению «гальмоистов», терзавшихся вопросом, что это вдруг могло повергнуть «гоберистов» в такое веселье… Смысл загадочных слов стал ясен «гальмоистам» утром в понедельник, когда начали приходить телеграммы. Лама принялся палить из ружья, выпил еще шампанского, однако жители Иракубо, приставив ему дуло ружья к горлу, заставили его отправить телеграмму о своей отставке, и многие потом написали жалобы на этого типа, знавшего, кто отравил папу Гальмо…»

Вот о чем думает эта толпа, поддаваясь закипающему бешенству. Поводов у нее предостаточно. Конечно, ей вспоминаются темные слухи о пьяйях, [13] Пьяйя (фр. Piaye). В некоторых изданиях примечание к этому слову дает сам Сандрар, используя текст Луи Шадурна, работавшего секретарем Жана Гальмо. «Пьяйя — оккультная сила, воздействию которой противостоять невозможно; это и любовный напиток, и яд отмщения; незримые козни врага; восковая фигурка, проткнутая иглой; волос, вымоченный в отваре лиан». насланных на депутата от Гвианы не кем иным, как Илларионом Ларозом, могильщиком Кайенны, и Жаном Клеманом, душой окаянной, ведь оба они злые колдуны. Кто ж не знает, что обе эти «черномазые гниды» — несравненные знатоки ядов, которые варят из лесных трав, и страшно их колдовство… А смазливая Адриенна, служанка папы Гальмо, — она разве не родная племянница Лама, одного из холуев Эжена Гобера, того самого великого колдуна, который заставил мертвецов голосовать и через несколько дней сбежал?..

Неистовая ярость вот-вот захлестнет все вокруг. Толпа растет. И нет больше папы Гальмо, чтобы успокоить, приручить ее! Эти дьяволы скоро поймут, до какой степени были неосмотрительны!..

Снова обратимся к письму малышки Зинетты, чтобы узнать продолжение событий того трагического понедельника. «Во всех коммунах Гвианы воздвигли поминальные часовенки и устроили ночные молитвенные бдения по народному кумиру, чье тело заменяла одна из тех его фотографий, что висели над каждым гвианским очагом. В те часы, когда в Кайенне шли похороны, повсюду служили обряд отпевания. Вся страна замерла в глубочайшей скорби. Но очень скоро все опомнились, и в каждом закипела жажда отмщения. Из всех уголков страны стекались в Кайенну люди с ружьями наперевес.

Утром в понедельник, когда все пребывали в ужасной подавленности, когда из всех глоток вырывались скорбные вопли и стенания, некоторые из «гоберистов» осмелились провоцировать толпу. И тут ее ярость вырвалась на волю. Бойня пошла чудовищная: женщины, дети забросали камнями, линчевали сперва Лароза, затем Бургареля, преследуя их до самых жилищ, где те попытались скрыться, и в буквальном смысле растерзав на куски; их жуткие головы валялись в пыли, а тела еще бились в последних судорогах. Забирать их кому бы то ни было запретили, и плевали на их останки. Лароза убили почти перед самым полицейским участком. Комиссара, выскочившего в форменной перевязи, прогнали обратно вместе с его служащими под угрозой расправиться с ним так же, как с только что убитым бандитом…

В ночь с 6 на 7 августа дома Жана Клемана, Гобера и Тебья подверглись разгрому и разграблению. Тебья был убит в постели, а Жюбеля расстреляли из револьвера в его спальне. Мадам Гобер смогла спастись только потому, что призвала на помощь нового мэра… Утром в понедельник она была среди тех, кто пил шампанское с Ларозом, и потом издевательски кричала с балкона проходившим женщинам: «Умер Гальмо, умер белый ворон». Утром во вторник, проезжая по улице Свободы, можно было видеть разбросанные повсюду остатки всего имущества Гобера и Жана Клемана. Хранившиеся в шкафу банковские билеты были порваны в клочья, драгоценности и наборы кухонной посуды, серебряные сервизы разбиты молотком… Ударами топора вышибали дно у бочонков с вином и ромом, рубили ящики с шампанским… Погромщики плакали, говоря: «Это все на деньги папы Гальмо; руби, ломай, круши тут все, все…»

Жан Клеман вышел из дома, попыхивая сигареткой, с зонтиком под мышкой, и толпа сразу окружила его… Он успел сделать не более 50 шагов, как женщины принялись избивать его. С этой минуты он походил на судно без ветрил, несомое бурей. Он шел с поднятыми руками, моля о пощаде, его заносило то на правую сторону улицы, то на левую; камни осаждали его, точно стая москитов, поражая то висок, то затылок, то лицо. Он шатался как пьяный, падал, поднимался, встал на колени, и тогда толпа, охваченная безумием, остервенилась совсем и поддалась ничем не спровоцированному бешенству… «Мертв», — сказал кто-то, и все принялись радостно обниматься. Тогда солдаты сложили носилки из ружей и оттащили его в тюрьму… Толпа вышибла двери тюрьмы и накинулась на свою жертву с новой яростью, колотя его палками, стульями и камнями с мостовой… Но Жан Клеман еще не был мертв. Он оказался живуч. Он провел ночь в невыразимых мучениях, вспоминая своих родных и друзей, взывая к папе Гальмо, и испустил дух лишь на следующий день… Приходские священники отказались принимать его труп и устраивать погребение. Будучи председателем «Ложи», он не соблюдал принципов франкмасонства. Катафалк ехал под охраной солдат, а шествовавший впереди судебный следователь так и шел, прижимая палец к губам и показывая этим жестом толпе, что перед лицом смерти лучше молчать… Боже милостивый! Каким дурным, наверное, был этот человек при жизни, если его так ненавидели уже после смерти.»

В результате — шестеро убитых, множество разрушенных домов, «лотьеистов» заставили спешно погрузиться на корабли и отплыть из Гвианы, а «гоберисты» вынуждены скрываться и сидеть тише воды ниже травы. Сторожевое судно «Антарес», как и два месяца назад, когда объявили законным избрание Эжена Лотье на второй срок, пришвартовалось и сгрузило 50 морских пехотинцев и 50 жандармов…