Эптон Синклер - Между двух миров

Великий человек назвал себя, и кто бы воспротивился его желанию? Начальник охраны, наконец, согласился не трогать огонь в камине и только с крыши огнетушителями гасить пожар в трубе. Пожарных проводили наверх; и тотчас в камин полились сверху жидкие струи, разбрызгивая сажу на чудесный дорогой ковер. А удалившийся от дел европейский король вооружений стоял с кочергой в руках перед камином и пытался поддержать священный огонь. Он сказал: — Когда я был в команде этих ловких константинопольских пожарных, если кто-нибудь желал сжечь свой дом, это всегда можно было устроить.

Ланни очень хотелось добавить: за небольшое вознаграждение? Но он решил предоставить кавалеру и командору шутить одному на столь деликатные темы.

Так Ланни и не удалось узнать ничего нового относительно компании Нью-Инглэнд-Арейбиен-Ойл. Вместо этого он решил совершить прогулку и дошел до знаменитого кафе «Ротонда», где встретил одного английского журналиста, рослого, красивого человека, с белокурыми волосами и бородой, бросавшегося в глаза на всех конференциях — от Сан-Ремо до Локарно. Они обменялись впечатлениями и оказалось, что они смотрят совершенно одинаково на создавшееся в Европе положение. Еще два-три года и Германия не пожелает платить репарации. Сейчас там подрастает новое поколение, которое считает, что не оно повинно в войне. Союзники, несмотря на невероятные усилия, в сущности, выиграли очень мало; недаром о них говорят в насмешку, что мужчины сражались за открытые моря, а женщины завоевали себе открытые коленки.

Они заговорили о парижских публичных балах, которые становились с каждым годом все неприличнее; о выступавшей на сцене негритянке из Америки, вызвавшей бешеную шумиху. Когда-то Париж славился как родина изысканных салонных разговоров, теперь — это родина непристойных танцев. Сейчас наступила «эра коктейлей», — заказываешь напитки с самыми фантастическими названиями: Quetsche de la Forêt Noire, Arquebuse des Frères Maristes. Люди бросаются от одной сенсации к другой, и, в конце концов, кажется, что они действительно с ума спятили. Некто дал концерт на шестнадцати механических роялях при участии одного громкоговорителя и одного вентилятора. Публика встала и начала кричать, не то от восторга, не то от негодования. Таковы были пути славы; сюрреалисты ко всему этому прибавили свою путаницу, а теперь появились эти дадаисты — нечто еще более сумасшедшее. Один художник мистифицировал салон Независимых: он привязал кисть к хвосту осла, и осел хвостом написал картину; ее назвали «Закат на Адриатическом море» и выставили. Когда вся эта история открылась, над ней ужасно смеялись, но художники продолжали сумасшествовать.

Сейчас у людей слишком много шальных денег, — таков был диагноз англичанина; но что тут поделаешь? Ланни сказал, что деньги достаются не тем, кому следует, и приятель согласился; но опять-таки: что тут поделаешь? Ланни сказал:

— Не станут рабочие вечно терпеть такое положение вещей. — Тут разговор, конечно, перешел на Москву — всякий разговор об экономике кончается в наши дни разговором о красной столице. Мнения о ней самые противоречивые: одни говорят, что пятилетний план привел к огромным успехам, другие, что пятилетний план потерпел фиаско. Каждый верит в то, что ему нравится. Собеседник Ланни только что побывал в Германии — коммунисты там все еще очень сильны и, видимо, даже берут верх: республике трудно не считаться с ними. «Стальной шлем», эта воинствующая организация реакционеров, распевает новый «Гимн ненависти», ненависти к республике именно за то, что она мирволит коммунистам.

Ланни и Рик отправились в Лондон. Рик закончил свою книгу, и рукопись была уже у издателя. Он пошел узнать о ее судьбе и вернулся огорченный. Издатель, друг его отца, старался уговорить молодого журналиста смягчить свои «слишком левые» взгляды. Не следует наклеивать на себя ярлык — это большая ошибка. Социализм? Ну да, конечно, все мы теперь социалисты, более или менее; но защищать определенную партию — значит, ослаблять свое влияние, ограничивать себя кругом читателей, которые и без того уж правоверные, и убеждать их нечего. Требовать социализации основных отраслей промышленности — это, конечно, звучит громко. Но это оттолкнет людей, которые готовы согласиться на некоторые полезные реформы, — это значит играть в руку коммунистам, хотите вы того или нет. Разве не ясно, что капитализм достиг той степени стабилизации, когда блага просперити будут изливаться на все более широкие слои населения, — массовое производство будет расти и в Англии, как оно возросло в Америке, а его следствием будет массовое потребление.

Короче говоря, издатель не хотел брать книгу в ее теперешнем виде и сомневался, чтобы на это пошла какая-нибудь другая фирма. Если Рик не согласится на предложенные изменения, ему придется обратиться к какой-нибудь сугубо социалистической группе и испортить свою карьеру, так как его раз и навсегда причислят к писателям этого толка. Рик сказал Ланни: — Когда я указал на то, что у нас полтора миллиона безработных, он ответил мне: «Не следует терять веры в Англию».

Ланни с матерью и отчимом жили у Марджи. Если вы думаете, что мистер Дингл был неподходящей фигурой для такого квартала, как Мейфер, то лишь оттого, что вам неведомо общение с богом, который везде один и тот же, и в мраморных залах, и в хижине дровосека. Бьюти уже сводила мужа «портному и придала ему необходимую представительность; теперь это был вполне корректный пожилой херувим, который обращался к слугам с тем же благоволением, с каким он обращался к своей жене, а если что-нибудь смущало его, он уединялся у себя в комнате, и там небесный отец успокаивал его мелодичными словами: «Я знаю скорбь твою, слуга мой верный!»

Когда Бьюти отправлялась на пикники и на рауты, Парсифаль Дингл бродил по улицам закопченного старого города и на свой лад искал то, что ему было нужно. В одном из бедных кварталов он натолкнулся на часовню каких-то «квиетистов», и там он убедился, что бог проявляет себя в Англии почти так же, как в Айове. В Лондоне существовали всевозможные духовные культы; здесь можно было покупать последние издания американской «Новой мысли», здесь попадались самые разнообразные религиозные целители. Мистер Дингл стал приносить домой соответствующую литературу и посещать собрания; он просил небесные силы уговорить его жену сопровождать его, что они и сделали. Он повел ее в церковь «Христианской науки» и в Сведенборгианскую церковь; а затем, к своему великому удивлению, он обнаружил, что правоверная англиканская церковь тоже делает робкие попытки врачевать с помощью молитвы. — Да мы здесь в самом почтенном обществе! — восклицал новый муж Бьюти Бэдд.