Дилан Томас - Рассказы. Интервью. Очерк

4. Повлиял ли на вас Фрейд, и как вы к нему относитесь?

Да. Все тайное должно стать явным. Освободиться от покрова тьмы — значит очиститься, сорвать покров тьмы — значит очистить. Поэзия, запечатлевая освобождение любого от покрова тьмы, должна неминуемо пролить свет на то, что слишком долго было сокрыто, и таким образом очистить обнаженную явь. Фрейд пролил свет на малую часть тьмы и выставил ее напоказ. Насыщаясь обилием света и познавая скрытую наготу, поэзия должна брести дальше в поисках чистой обнаженности света, где скрытых намерений больше, чем даже Фрейд мог вообразить.

5. Вы поддерживаете какую-либо политическую партию или движение?

Я поддерживаю любое революционное братство, которое отстаивает право всех людей разделять поровну и по справедливости все, что человек получает от человека, и все доступные плоды труда человека, ибо только в таком истинно революционном братстве и может пробудиться искусство, принадлежащее всем.

6. Будучи поэтом, чем, по вашему мнению, вы отличаетесь от обычного человека?

Только использованием поэзии как способа для выражения намерений и устремлений, которые одинаковы у всех людей.

Через все Соединенные Штаты Америки, от Нью-Йорка до Калифорнии и обратно, месяц за месяцем, круглый год, снова и снова, тянутся нескончаемой процессией обласканные, хмелеющие на званых ужинах, потрясенные и пристрастные европейские лекторы, филологи, социологи, экономисты, писатели, знатоки всего на свете и даже — теоретически — Соединенных Штатов Америки. А едва переведут дух между выступлениями и приемами, в самолетах и поездах, и в раскаленных горнах гостиничных спален, многие из них еще умудряются писать путевые заметки и вести дневники. Растерянные и поначалу сконфуженные непривычным изобилием, и буквально шарахаясь от распростертых объятий, поскольку не такие уж они важные персоны, как думает принимающая сторона, они преодолевают барьер обыденного языка и строчат в своих блокнотах, как одержимые, рассуждая о нравах, культуре и политической обстановке Америки. Но примерно в середине пути, где-то на протоптанных тропах между клубами и университетами Среднего Запада писательское рвение убывает; они падают духом от навязчивой одухотворенности приветствий, которыми их встречают, и чем дальше, тем больше; и они начинают сомневаться в самих себе и в своей репутации, так как неожиданно обнаруживают, что публика принимает, например, лекцию о керамике, сопровождаемую показом диапозитивов, с таким же неподдельным энтузиазмом, какой был проявлен всего неделю назад на докладе о современном турецком романе. И путевые заметки начинают пестрить восклицаниями вроде «Деваться некуда!», или «Бараны!», или «Сдаюсь» и потом прерываются. Но зато наши лекторы трещат, как сороки, то тут, то там, и выглядят уже старше своих лет, и глаза воспалены, как пережаренные пончики, и, наконец, к трапу лайнера, который возьмет курс домой, их ведут доброжелательные, любезные друзья (отбоя нет от пожеланий и любезностей), похлопывают их по спине, хватают за рукав, засовывают им в карманы бутылки, сонеты, сигары, адреса, устраивают прощальную вечеринку у них в каюте, снова хлопают по спине и, повизгивая и поскуливая, уходят: пора дожидаться у причала очередного корабля из Европы и очередной порции свеженьких, новоиспеченных лекторов.

Вот так они и едут каждую весну из Нью-Йорка в Лос-Анджелес: эксгибиционисты, полемисты, театральные критики, теологи-краснобаи, историки-хронисты, балетоманы, подающие надежды архитекторы, пустомели и «шишки», и плутишки, господа любители марок, господа любители бифштексов, господа охотники на вдовушек миллионеров, господа, страдающие слоновостью репутации (полные саквояжи и пустые головы), разные выскочки, епископы, гвозди сезона, редакторы в поисках авторов, писатели в поисках издателей, издатели в поисках долларов, экзистенциалисты, серьезные физики-ядерщики, господа с Би-би-си, говорящие так, будто жуют привезенные лордом Элджином [1] Граф Томас Брюс Элджин (1766–1842) вывез в Великобританию большую часть фрагментов и сохранившихся скульптур и барельефов из Парфенона. С 1812 г. коллекция находится в Британском музее. (Здесь и далее-прим. перев.) куски мрамора, философы-халтурщики, настоящие ирландцы (наверняка липовые) и, страшно подумать, толстые поэты с тощими книжонками. А еще в этом языкастом потоке не прозевайте рослых мужчин с моноклями, пропахших кожей клубных кресел и конюшен, выдыхающих отличный купаж виски и лисьей крови; у них торчат крупные первоклассные клыки и провинциальные усищи, которые, надо полагать, придумали в Англии и отправили за границу рекламировать «Панч»; вот эти господа и читают в женских клубах лекции на такие невероятные темы, как «История гравюры на Шетландских островах». А еще здесь раздаются командирские голоса мужеподобных теток с перманентом, как рифленое железо, и с гиппопотамьей кожей; эти самозванки, выдающие себя за «простых британских домохозяек», явились потолковать с богатыми, сытыми, одной норковой масти мамашами из американских семейств о нарушениях в здравоохранении, о преступной лености шахтеров, о том, что рога и хвост мистера Эньюрина Бивена [2] Эньюрин Бивен (1897–1960) — британский политик-лейборист валлийского происхождения. становятся уже заметны, и о боязни всех англичанин ходить в одиночку по ночным улицам, где орудуют банды парней со свинцовыми дубинками, а полицейские бессильны, так как сила на стороне властей, отказавшихся выдать им револьверы и не желающих пороть нещадно малолетних разбойников за любую провинность.

А еще там то мечутся, то мнутся те неприкаянные, растерянные британские литераторы, которых угораздило после нескольких обреченных на скорое забвение сочинений написать один бездарный роман, снискавший огромную популярность по обе стороны Атлантики. В своем отечестве они застенчиво упивались первым оглушительным успехом; два-три лестных литературных завтрака, вскруживших им головы, скоро выветрились подобно дрянному хересу, поданному перед этими завтраками; и, наверное, пока кругленькие суммы катились к ним без помех, они, как и подобает витающим в облаках писателям, уже подумывали, что пора бы удалиться на покой в деревню разводить ос (или это пчел разводят?) и никогда больше не написать ни единого опостылевшего слова. Но тут врываются ищейки литературного агента и вездесущие издательские шпики: «Вам надлежит отправиться в Штаты и выступить лично. Там все в диком восторге от вашего романа, что совсем нас не удивляет. Вы должны проехать по Штатам и прочитать поучительные лекции женщинам». И бесхребетные писатели, до сих пор не смевшие поучать кого бы то ни было, тем более женщин, — женщин они боятся, женщин они не понимают, если они и пишут о женщинах, то как о не существующих особях, от чего женщины впадают в экстаз, — так вот, эти тепличные растения восклицают: «Лекции о чем?»