Томас Манн - Признания авантюриста Феликса Круля

это просто смешно (франц.) , этого мало, не скаредничай (англ.)

между прочим (франц.)

высокого вкуса (франц.)

вот и я (франц.)

дочь воздуха (франц.)

ловкого трюка (франц.)

Великолепно! Великолепно! (франц.)

посмотрим, посмотрим (франц.)

Вы согласны? (франц.)

если удастся (франц.)

храбрость (франц.)

Хорошо! (франц.)

в добрый час (франц.)

до скорого свиданья, мой мальчик (франц.)

довольное лицо (франц.)

легкого блюда (франц.)

старшему (франц.)

Ну да, это ты! (франц.)

отлично, мадам, сию минуту, мадам (франц.)

благодарю, Арман (франц.)

Вместо меня. Этакие сластолюбивые паршивки! (франц.)

и по тебе видно, что ты это знаешь (франц.)

«Он очень хорош, этот чародей, правда?» Ты далеко пойдешь, голубчик, – прими мои лучшие пожелания и мое благословение (франц.)

Шутник! (франц.)

Элинор! Если ты не перестанешь пялить глаза на этого мальчишку, я отошлю тебя в твою комнату и ты будешь есть одна до самого нашего отъезда (англ.)

первому завтраку (франц.)

Доброе утро, мисс Твентимэн. Хорошо ли вы спали? (англ.)

я спала очень мало, очень мало, Арман (англ.)

нет, я предпочитаю страдать (англ.)

но вы и меня заставляете страдать (англ.)

О Арман, тогда будем страдать вместе! (англ.)

потому что я люблю вас (англ.)

просто чепуха (англ.)

любви (англ.)

свиданье (франц.)

Бог мой (франц.)

Боже милостивый (англ.)

…на гэльском наречии… – Одно из кельтских наречий, на котором говорят в некоторых районах Ирландии, в высокогорной Шотландии и на острове Мэн.

Но вы ничего не кушаете, милорд. Шеф будет очень обижен, если вы станете так пренебрегать нашими блюдами (франц.)

Арман, я люблю вас так отчаянно и беззаветно, я так страстно вас люблю, так обожаю, и я погибла, погибла, погибла… Скажите, откройтесь мне, любите ли и вы меня хоть чуть-чуть? (англ.)

Ради бога, мисс Элинор, будьте осторожны, кто-нибудь может войти… ваша мама, например. Как, скажите на милость, вам удалось удрать от нее? Конечно, я люблю вас, милая маленькая Элинор! У вас такие трогательные ключицы, и вообще вы во всех отношениях прелестная девочка… Ну, а теперь снимите руки с моей шеи и бегите отсюда… Здесь очень опасно. (англ.)

Какое мне дело до опасности! Я люблю вас, я люблю вас, Арман, давайте убежим с вами, но прежде всего поцелуйте меня… Ваши губы, ваши губы, я алчу ваших губ… (англ.)

Ваши губы! (англ.)

милая маленькая Элинор (англ.)

Ни поцелуя! Ни ребенка! Бедная я, несчастная! Бедная маленькая Элинор, отверженная, покинутая! (англ.)

Маркиз Веноста. Внимание! (франц.)

А вы, господин маркиз? (франц.)

так себе (франц.)

Шутник! (франц.)

моя бедная мать (франц.)

мои бедные родители (франц.)

замки (англ.)

свежести молодости (франц.)

ты меня доведешь до белого каления (франц.)

простой и ясный (франц.)

Превосходно! (франц.)

Он неподражаем, этот дерзкий юнец! (франц.)

псевдоним (франц.)

Как вы поживаете? (франц.)

Очень забавно! (франц.)

Посмотрим! (франц.)

Наконец! (франц.)

образ жизни (лат.)

мой дорогой папа (франц.)

Вы очаровательны! (франц.)

Ну, а сейчас спокойной ночи, господин маркиз! (франц.)

Мы остались при своем решении, правда? (франц.)

это дело решенное (франц.)

черт возьми (франц.)

сюртук (англ.)

добрый вечер, мсье (франц.)

Древовидный папоротник – Растение каменноугольного периода. Современные тропические древовидные папоротники, ствол которых достигает 20 метров в высоту, не являются столь древними, как утверждает Кукук. Они впервые появляются не в каменноугольном периоде, относящемся к первичной эре истории земли (палеозою), а лишь в конце вторичной эры (мезозоя) – в меловом периоде.

Морские звезды не являются «потомками» морских лилий: эти два класса иглокожих животных развились в кембрийском периоде (т.е. в начале палеозоя) из общих для них докембрийских, более примитивных предков, очень рано обособились друг от друга и образовали два самостоятельных ствола единого родословного древа. Описанная Кукуком смена стадий развития (прикрепленная личинка и свободно плавающая взрослая форма) характерна не для морских звезд, а для некоторых видов морских лилий: взрослые морские звезды – не плавающие, а медленно ползающие по дну животные.

В лице профессора Антонио Хосе Кукука Томас Манн нарисовал обобщенный образ биолога-идеалиста начала XX века. Трудно сказать, почему автор окрестил его комической фамилией Кукук (что по-немецки значит кукушка). Быть может, он хотел этим подчеркнуть любовь профессора Кукука к разговорам о «недолговечности жизни», к предсказаниям скорых сроков гибели человечества; а ведь известно, что кукушке народ приписывает дар предсказывать, сколько лет кому положено прожить. Это предположение кажется тем более вероятным уже потому, что длительность отдельных геологических эпох и периодов Кукуком повсюду резко преуменьшается по сравнению не только с принятыми в наше время представлениями, но и с представлениями, господствовавшими в конце XIX и начале XX веков. Такое систематическое, а потому, надо думать, неслучайное «сокращение сроков жизни» как бы предназначено для удержания народов от борьбы за новый, справедливый миропорядок, рассчитанный на непрерывную чреду поколений. Впрочем, очень вероятно, что Томасу Манну фамилия Кукук встретилась на обложке книги петербургского немца, врача Мартина Кукука, изданной в Лейпциге (на немецком языке) в 1907 году под претенциозным заглавием «Разрешение проблемы самопроизвольного зарождения жизни». Это предположение (вполне совместимое с ранее высказанным) кажется тем более соблазнительным, что Мартин Кукук, как и Антонио Хосе Кукук, в своих рассуждениях о происхождении жизни исходит из получивших в начале века громкую известность работ немецкого физика Лемана по жидким кристаллам. В биологических и палеонтологических пояснениях, даваемых Антонио Хосе Кукуком герою романа в вагоне и затем в музее, содержится много фактических ошибок, которые нельзя объяснить состоянием научной мысли начала века. Но прежде, чем остановиться на частностях, – несколько слов об эволюционной концепции Кукука. Философствующий биолог развертывает перед своим слушателем картину протекавшей на протяжении истории земли последовательной смены форм жизни, начиная с примитивных одноклеточных организмов и кончая появлением человека. В соответствии с общепринятыми эволюционными представлениями Кукук признает генетическую связь организмов, их происхождение друг от друга в процессе эволюции, все более и более возрастающее усложнение их организации. Однако в своем объяснении эволюционного процесса Кукук явно придерживается идеалистических представлений. Его общая схема эволюции мира сводится к следующему: «Сотворение мира свершилось не один раз, а трижды: возникновение бытия из небытия, пробуждение жизни из бытия и рождение человека». Бытие для Кукука только «эпизод» в бесконечной чреде небытия: «…первое содрогание бытия прорвалось из небытия благодаря некоему „да будет“, уже неизбежно вобравшему в себя „да прейдет“. Точно так же и жизнь возникла из бытия благодаря новому фидеистическому „да будет“ творца, а когда природа в своем развитии дошла до человека, понадобилось еще и третье „да будет“. Кукуку явно не нравится учение о происхождении человека от обезьянообразных предков: „…не надо, – говорит он, – чтобы нас так уж ослепляло сходство его внутренних органов с органами человекоподобных обезьян, из-за этого и так было поднято слишком много шума“. Но в то же время он отнюдь не отрицает генетической связи человека с животным миром, с характерной, однако, оговоркой: „…человек произошел от зверя в той же мере, в какой органическое произошло от неорганического. Тут примешалось что-то еще“ (очевидно, все то же третье „да будет“). Эта общая мистико-идеалистическая концепция мира определяет и ту „теорию“ процесса эволюции органического мира, которую развивает Кукук. Ученый ни звуком не упоминает о теории естественного отбора Дарвина, дающей материалистическое объяснение приспособляемости животных и растений к условиям среды, предпочитая говорить: о „первозданной способности хлорофилла“, о том, что весь мир вымерших организмов можно рассматривать как „предварительные эксперименты для-создания… человека“, о том, что гигантские динозавры юрского периода были „досадливо отвергнуты природой“, о том, что, совершенствуя строение „гигантского муравьеда“ и саблезубого тигра, „природа только подшучивала над обоими и, доведя своих детищ до предела их возможностей, взяла да и покинула их в беде“ и т.п. Такая система воззрений приводит Кукука, в конечном счете, к отрицанию причинного объяснения явлений природы: „Что, собственно, думает природа? Да ровно ничего. И человеку нечего о ней раздумывать, ему остается только дивиться ее деятельному равнодушию…“ Очевидно, что Томас Манн не разделял воззрений Кукука. Он намеренно столкнул своего авантюриста с ученым, подводившим „теоретическую базу“ под воззрения господствующих классов современного буржуазного мира, „живущего под знаком конца“.