Ханс Фаллада - Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды...

— Так что давай, дуй сам к стекляшке. А я тут только…

Куфальт опять является в стекляшку. Главный надзиратель Руш поднимает голову от бумаг и пялится на него сквозь очки. И даже шевелит губами, но Куфальта так и не окликает.

«Ну и наделал я бед! Чемодан прибудет, а ключа-то и нет. То есть он у меня в кармане, но я не имею права его иметь. И даже не имею права знать, что чемодан должен прибыть. Влип по самые уши! Веселенькое начало для новой жизни! Лучше уж сидеть спокойно в камере и вязать сети, зная, что тридцать норм закреплены за мной!»

— Слушай, парень, — шепчет ему Бацке тут же, в стекляшке. — Видал, как я довел кастеляна? Чуть не лопнул из-за этих дырок!

— И теперь ты получишь новый костюм?

— Как пить дать! Сегодня после обеда мы с ним пойдем в город покупать. Платят попечители. А старый мне заштопают, я и его получу в придачу.

— С чего это он так подобрел?

— А чтобы я не разболтал про моль. Начальнички взбесятся, если прослышат, что в кладовых завелась моль. И прогонят его в три шеи, красную сволочь! — Бацке самодовольно ухмыляется. — А моли он все равно не найдет.

— Не найдет?

— А ты, парень, и впрямь поверил, что дырки от моли? Ну и болван же ты! Моль-то была из бутылочки.

— Как это — из бутылочки?

— Ты что, не видел, что ли, как я передал табак Бастелю? Мы с ним это дельце вместе провернули. А придумал я. Штаны у меня были старые, ну а выйти отсюда хотелось в приличной одежонке. Вот Бастель и покапал на мой костюм соляной кислотой из бутылочки, а дырки потом немного ножом потрепал и паутиной потер. Получилось натурально, не подкопаешься, любой бы купился.

— Только не наш кастелян…

— Именно он-то в первую голову! Он упрямый осел, сейчас же взбрыкивает, чуть что не по нем. Я все заранее рассчитал. С Рушем такой номер бы не прошел, тот взял бы лупу, стал бы думать, думать и додумался бы. А мне бы еще один срок навесили. Но с кастеляном…

— Если уважаемые господа из третьей категории закончили беседу, мы можем, пожалуй, проследовать к кассе, не так ли? — ехидничает надзиратель.

— Куда вы направитесь по выходе из тюрьмы, Куфальт? — спрашивает инспектор.

— В Гамбург.

— У вас там есть работа?

— Нет.

— У кого будете там жить?

— Еще не знаю.

— Значит, так. Пишите: «Собирается бродяжничать», — говорит инспектор секретарю.

— Да не собираюсь я бродяжничать. Я сниму себе комнату.

— Это наше дело, что писать. Мы делаем так, как здесь принято.

— Но это же неправильно. Не буду я бродяжничать. Я же не бродячий подмастерье.

— Прикажете написать: «Отправляется путешествовать»? Слышите, Эльмерс, господин Куфальт отправляется путешествовать. По-видимому, завтра в семь утра за воротами его будет ждать собственный автомобиль.

Куфальт бросает подозрительный взгляд за барьер, разделяющий комнату:

— Надеюсь, в справке не будет указано, что я из тюрьмы?

— Да что вы, как можно! Там будет указано, что вы выписались из отеля «Четыре времени года»!

— Такую справку, где будет указано, что я из тюрьмы, я не возьму. В Уголовно-процессуальном кодексе сказано, что в справке отбывшего срок наказания не должно указываться, откуда он выпущен.

— Мы делаем все, как положено по инструкции.

— Но я же вижу — тут написано: «Освобожден из Центральной тюрьмы». Такую справку я не возьму. Как ее покажешь квартирной хозяйке? Я требую, чтобы мне выдали другую.

— Вы получите только такую. Ни о какой другой и речи быть не может. И вообще — хватит качать права, Куфальт!

— Но в Уголовно-процессуальном кодексе написано…

— Это мы уже слышали. А теперь — попридержите-ка язык, не то прикажу вывести вас отсюда.

— Господин надзиратель! Я требую, чтобы меня принял директор!

— А ну, заткнитесь! Кстати, директора нет, уехал.

— Это неправда! Час назад я был у него.

— А полчаса назад он уехал. И если вы сейчас же не угомонитесь…

— Бацке, Брун, Ленау — неужели вы стерпите?! Вы же знаете — в синей брошюрке, там, в камере, написано…

Куфальт заводится все больше и больше.

Тогда инспектор выходит из-за перегородки:

— Куфальт, предупреждаю вас! Я вас предупреждаю, Куфальт! Только что, на моих глазах, вы занимались подстрекательством! И завтра утром, когда ваш срок истечет, я посажу вас под следствие за призыв к бунту.

— Вы? Вы посадите?! Предвариловку навешивает судья, а не вы! Расскажите эту байку новичку, господин инспектор, но не мне!

— Эльмерс, полюбуйтесь на этого молодца! И такие типы еще хотят, чтобы их выпустили!

— Получу я справку, какую положено по Уголовному кодексу, или нет?

— Вы получите такую справку, какую у нас принято выдавать.

— И там будет указано, что я прибыл из тюрьмы?

— Естественно. А то откуда же?

— Тогда я требую, чтобы меня принял заместитель директора.

— Надзиратель, отведите Куфальта к инспектору полиции. Так, теперь займемся вами, Бацке. Вы, надеюсь, не придаете особого значения тому, чтобы в вашей справке вместо тюрьмы значился соседний отель?

— По мне — лишь бы денежки сполна выдали, а там — пишите, что хотите, хоть отцеубийцей называйте.

— Вы слышите, Куфальт? — победительно бросает инспектор.

Полицейский инспектор — мягкий, седой и ласковый человек, очень тучный, очень тихий и спокойный, до того тихий и спокойный, до того ласковый, что его и не приметишь. И все же его не любят, пожалуй, больше всех тюремщиков. Арестанты называют его Иудой.

Куфальт не может забыть, как этот человек в первый же месяц отсидки заявился к нему в камеру, изображал доброту и участие, а уходя, сказал: «Если у вас, Куфальт, появится в чем-то нужда, изложите свою просьбу лично мне. Я буду приходить к вам раз в месяц».

У Куфальта накопилось много просьб, и он ждал прихода инспектора. В тюрьме заведен такой порядок, что заключенные могут высказывать свои просьбы и пожелания только в определенный день и час, и если шанс упущен, приходится опять ждать целый месяц.

Три месяца ждал Куфальт обещанного визита, чтобы изложить свои просьбы лично инспектору. Но тот не пришел. За пять лет так ни разу и не появился в его камере. Он пообещал «просто так», чтобы в ту минуту расположить к себе Куфальта, и потом никогда больше о нем не вспомнил. Просто из любопытства один-единственный раз заглянул к новичку в камеру.

Но Куфальт ему этого не простил. Все эти годы не мог заставить себя еще раз обратиться к инспектору с какой-нибудь просьбой, и теперь цедит сквозь зубы:

— Господин инспектор, согласно Уголовному кодексу в справке, выдаваемой при освобождении, не следует указывать, что она выдана при освобождении из тюрьмы. А мне хотят всучить справку об освобождении из Центральной тюрьмы с печатью «Центральная тюрьма».