Элиза Ожешко - Прерванная идиллия

Опустив глаза, он ждал.

Сначала Выгрыч смотрел на него с любопытством, потом опустил голову. А когда Пшиемский перестал говорить, поднял на него глаза, кашлянул и ответил:

— Очень благодарен вам за ваши добрые намерения, но я не хотел бы пользоваться милостью князя… нет, не хотел бы…

— Почему? — спросил Пшиемский.

Выгрыч ответил:

— Потому что я не привык пользоваться чьими бы то ни было милостями… Нет, не привык. В стесненных или не стесненных условиях — я всегда был сам себе и работником и господином…

Пшиемский поднял голову. В его синих глазах блеснула молния гнева. Медленно и более чем когда-либо разделяя слоги слов, он стал говорить:

— Видите… вот видите… Вы только что делали князю упрек в его бесполезности людям. А теперь, когда ему мог представиться случай быть полезным, то оказывается, что его услуги не были бы приняты…

— Да, да, милостивый государь! — ответил Выгрыч, и глаза его сверкнули. — Видите ли, если б я знал, что князь окажет мне эту услугу, как брат брату, как человек, более одаренный от бога, — менее одаренному, но равному, я принял бы ее, да… принял бы с благодарностью… Но князь бросил бы мне это подаяние как кость собаке, а я, хотя и беден, кости с земли не подниму…

Пшиемский слегка покраснел.

— Это предубеждение! — сказал он, — фанатизм… князь не таков, каким вы его считаете…

Выгрыч снова развел руками.

— Не знаю, не знаю! И никто об этом не может знать, здесь никто не знает князя…

— В этом сущность нашего разногласия! — заключил Пшиемский, протягивая чиновнику свою длинную белую руку.

— Вы мне позволите быть еще когда-нибудь вашим гостем?

— Пожалуйста, пожалуйста! — вежливо согласился Выгрыч. — Скажите, вы с князем долго думаете еще пробыть здесь?

— Не особенно долго… Отсюда мы едем в имение князя, но возможно, что мы возвратимся сюда и поселимся здесь на целую зиму.

Тут он посмотрел на Клару, но она сияющими глазами смотрела уже не на него, а на отца.

Как только за гостем закрылись двери, она бросилась отцу на шею.

— Мой милый папа, мой дорогой, мой золотой! Как хорошо вы поступили!

Она целовала его руки, его лицо.

Выгрыч с недовольной гримасой отворачивал голову.

— Ну, будет, будет!.. Дай мне халат и туфли… Устал от этого визита…

Клара кинулась исполнять просьбу отца и в дверях услышала резкий голосок сестры, говорившей:

— Знаете, папа! Этот Пшиемский влюблен в Клару. Вы обратили внимание, как он сказал это: «Потому что панна Клара — ангел!» и так смотрел на нее.

— А тебе еще не время рассуждать об этом! — загремел отец.

Но Франя не замедлила огрызнуться:

— Я уже не ребенок, а если Кларка может иметь поклонников, то мне по крайней мере можно знать, что они у нее существуют.

Клара дрожащими руками подавала отцу халат. Выгрыч обернулся к младшей дочери и сказал:

— Прикуси язычок и оставь сестру в покое!.. Моли бога, чтобы ты была похожа на нее. Если этот господин говорил, что она ангел, то это сущая правда…

В халате, шлепая туфлями, он направился в свою комнату.

Франя, накинув на голову платок, ушла в мастерскую. Клара позвала брата.

— Возьми тетрадку… и давай повторять арифметику.

Круглолицый, красивый мальчик, с живыми глазами, обнял ее и стал сердито говорить:

— Эта Франя — такая злая! Всегда дразнит тебя и ищет с тобой ссоры!..

Клара, гладя волосы мальчика, ответила:

— Не надо говорить, что Франя злая. У нее доброе сердце… Только она немножко резка, мы должны ей прощать это!

Мальчик, все еще обнимая сестру, продолжал с устремленными на нее глазами:

— Ты лучше, лучше, лучше… ты — моя мама и мама Франи и папина…

Клара засмеялась и, наклонившись, дважды звучно поцеловала пухлые губы мальчика.

На следующий день, когда Выгрыч в халате и туфлях ушел поспать после обеда, а Франя пошла на работу в мастерскую, Клара засела с маленьким братом над тетрадью и книжкой. В это время кто-то тихонько постучал в дверь маленькой гостиной. Стась вскочил со стула и вмиг отворил двери. Клара, подняв лицо от тетради, густо покраснела.

— Рискуя быть надоедливым, а такая роль более чем неприятна, она попросту смешна, — уже в дверях начал Пшиемский, — я все-таки сделаю вам маленькое предложение. Но сначала: здравствуйте! Или: добрый вечер! И позвольте спросить, отчего вы не были сегодня в своей любимой беседке?

— У меня не было времени. Я ходила к госпоже Дуткевич взять у нее новые чепчики для отделки и посоветоваться по хозяйству.

— Ах, эта госпожа Дуткевнч!.. Сколько времени стоит она вам, а мне огорчений!..

— Вам?.. Огорчений?

— Да, она огорчила меня оба раза, когда я не заставал вас в беседке.

Они говорили, глядя все время друг другу в глаза, словно никак не могли оторваться друг от друга.

— Садитесь, пожалуйста!

— Совсем не думаю садиться и пришел затем, чтобы вы тоже тут не сидели… Видите?..

Он кивнул на взятую вчера у Клары книжку, которую, входя, бросил в шляпу.

— Бот мое предложение: пойдемте в беседку и прочтем вместе «В Швейцарии»… Хорошо? Возьмите с собой работу. Вы будете шить, а я — читать вслух. Идет?

— Ах, как бы это было хорошо! — и она оглянулась на Стася.

— Но мне надо помочь ему готовить уроки.

Мальчик, слушавший с большим любопытством разговор сестры с гостем, обнял ее и стал просить:

— Иди, Кларця, моя дорогая, золотая, иди, если тебе хочется… Я сам выучу уроки. Подумаешь, география! Выучу наизусть, а вечером отвечу тебе. Вот увидишь… все вызубрю!

— В самом деле, Стась?

— В самом деле! Ей-богу, ей-богу!

Она покраснела от радости, но затем озабоченно шепнула:

— А что будет с самоваром?

— Я поставлю самовар. Подумаешь, вить! — горячо предлагал Стась.

— А когда проснется отец, ты позовешь меня из беседки?

— Позову! Подумаешь, тебя позвать! И если вернется Франя, то я тебя предупрежу, чтобы она не увидала тебя с этим господином, а то она снова начнет надоедать тебе.

Клара закрыла ему рот поцелуем. Спустя две минуты она шла через сад, держа в руке корзинку с кружевами и кисеей. Рядом шел Пшиемский и говорил:

— У вас очень милый брат!.. Я готов был расцеловать его за то, что он на минуту освободил вас… от службы. Вы ведь слуга в своей семье. Но что это говорил этот милый мальчик: если сестра увидит вас со мной, то будет вам надоедать?..

Клара очень смутилась, но, к счастью, в это самое мгновение ее отвлекла такая прекрасная игра света и тени в соседнем парке, и она воскликнула в восторге:

— Посмотрите! Видите, в парке… вон в том углу… как восхитительно ложатся солнечные лучи внизу, на темной дорожке аллеи! Как будто ковер из движущихся золотых нитей!

— А были вы когда-нибудь в этом парке?