Шарль Рамю - Красота на земле

— Ну, месье Всезнайка, теперь готово?

Кивок головой.

— Вы уверены, что не ошиблись?

Снова кивок.

— Хорошо, месье Всезнайка, вы знаете, что надо делать.

Птица подлетает к Эмили, приветствует ее тремя кивками, а мужчина говорит:

— Мадемуазель, это вам…

Эмили протягивает руку.

— Медам, месье, кто следующий?

Рядом с ней толпа любопытных, но она засовывает бумажку за отворот перчатки, поворачивается и уходит.

Все вокруг наполнено музыкой, шумом и голосами, круговертью движения и блеска; она чувствует кожей бумажку, она никак не может решиться и сходит с дороги.

Она идет по траве в саду под деревьями, видит уже поменявшие цвет вишни без ягод, сливы и яблони, обещающие славный урожай. Господи Боже, а вдруг… Разве можно знать, разве можно…

Она прячется под ветвями, чувствуя, как углы бумаги впиваются ей в кожу. Деревенские крыши с одной стороны блестят, словно вымазанные яичным белком, с другой — едва отливают серым. Да, что ни делай, свет всегда падает с одной стороны. Только одна сторона человека… Надо решиться… Ведь, может быть…

Встав за деревом, она берет бумажку кончиками пальцев.

«Слишком нежное сердце», — написано на бумажке.

Четыре строки на машинке, это первая, они рифмуются, как стихи.

Каждая строчка с прописной буквы. Она читает первую строчку, потом остальные:

Горбун пришел к Ружу около четырех. Декостер, как обычно, вышел к нему. Руж воспользовался отсутствием Декостера и позвал Жюльет. Он снова говорил с ней через дверь, через еловые доски с прожилками и сучками:

— Жюльет, вы не забыли про вещи?

Она не сразу ответила.

— Сейчас появится Урбэн, так вот, я подумал, что хорошо бы все обговорить до него… Жюльет.

Снова молчание, но она приоткрыла дверь, и Руж увидел, что все готово; на кровати лежал узел, перетянутый ремнем.

— А! — сказал он удивленно. — Вы не берете ваш чемодан? В лодке хватило бы места. Эта лодка — удобная штука, чего только туда не уложишь. Но… Может быть, вы и правы. Мы найдем все, что нужно, там, нечего связываться с багажом, да еще если мы приплывем среди ночи. Я сразу пошлю Декостеру открытку. Он знает, куда будет спрятан ключ. Я скажу ему… А что, если он поживет здесь, пока нас не будет, как думаете?

Она продолжала молчать, а он, казалось, этого не замечал.

— Всегда можно ему написать… Вот только… — Он повернулся к входной двери и рассудительным тоном продолжил: — Вот только если гроза… Той, что сверкала вчера, дело не кончится.

Он вышел на порог.

— Да, — сказал Руж, — уже скоро. Но ведь гроза… — Он вернулся в дом. — Вы не боитесь грозы, а, Жюльет? И волн не боитесь? Вот и хорошо. Тогда я все беру на себя. Лодка у нас хоть куда. Ее починили специально для вас, и у нее ваше имя. На все про все три часа, и мы там. Вы поможете мне грести… Вот и славно… А! Жюльет!..

Слова застревали у него в горле, мешали дышать.

— Ясное дело… Да, ясное дело… Все это кровь… — Он с трудом говорил: — Ведь мы одной крови, как будто я отец, Жюльет и отец… — Он подался вперед, но тут же отступил, услышав сзади чьи-то шаги. — Закройте вашу дверь, Жюльет, и спрячьте узел…

Руж увидел Декостера и горбуна возле дома. Стоило только переступить порог, как лицо, словно каленым железом, обжигало солнце; это напоминало сцену в кузне — так кузнец в шутку распугивал ребятишек красным от жара прутом. Стоять к солнцу спиной было невыносимо, ибо не защищенная воротничком часть затылка сразу краснела под его палящими лучами. Декостер мотнул головой в кепке в сторону озера и прикрыл глаз, не говоря ни слова; Руж в ответ кивнул головой. На фоне воды, сверкавшей, как начищенный лист жести, Декостер казался совсем черным.

— Сдается мне, месье Урбэн, — сказал Руж горбуну, — сейчас слишком жарко, чтобы сидеть снаружи. Да и конкуренты у нас появились. — Он кивнул головой в сторону деревни. — Так скоро они не угомонятся, сегодня большой праздник… У них есть разрешение полиции… Часов до двух ночи терпеть придется. Они там могут сменять друг друга. У них бывает два или три музыканта, ну а вы…

Он рассмеялся. Урбэн поставил аккордеон на скамейку.

Небо со стороны Бурдонет между тем, казалось, то легонько приподнималось, то оседало легкими волнами; оно выглядело совсем выцветшим на фоне черного частокола елей. До дома Ружа отчетливо доносились только низкие звуки. Нигде никого не было: ни на воде, ни на берегу, никого в карьере, никого под всем этим белесым небом, никого на скале, никого на камнях. На озеро нельзя было взглянуть, не прищурив глаза.

— По крайней мере, — сказал Руж, — сегодня нас вряд ли побеспокоят. Как думаете, месье Урбэн, пожалуй, лучше пойти на кухню. У меня еще остались две-три бутылки… Случай как раз подходящий…

Все вошли в дом. Руж взял бутылки и сам отправился положить их в воду. Сегодня за сохранность бутылок опасаться не стоило — волн совсем не было, озеро казалось мертвым.

Руж был в ударе. Ну и что, что вино было не таким прохладным, как шампанское прямо со льда.

— Что скажешь, Декостер? А вы, господин Урбэн? — Потом он позвал: — Эй, Жюльет….

Они снова сели втроем на кухне за стол со скатертью, изображающей взятие Бурже. Под обрывки музыки морской пехотинец взмахивал боевым топором. Танцульки — и взрыв ядра, от которого остался лишь белый круг с черным ободком как раз там, где вощенка сошла и проглянула холстина.

Вдали над озером сгустились тучи.

Она вышла из своей комнаты как раз тогда или чуть позже — может быть, и чуть позже. Она не прикрыла за собой дверь, и в застоявшийся воздух ворвался порыв ветра, закружив между полом и потолком кусочек стружки.

Это была стружка от «Кокетки», завалявшаяся со дня ее ремонта; следы зеленой краски еще виднелись в ее волокнах.

— Мои бутылки!

Руж бросился вон из дома. Озеро начало взбалтываться (так говорят в наших краях) и темнеть, приобретая цвет ржавого железа. Озеро взбалтывалось, как будто вспухая и не посылая никуда свои волны, которые вздымались и проваливались, словно молоко на огне. Руж подхватил бутылки за горлышки и, вернувшись, водрузил их на стол; порыв ветра стих, и воздух снова стал неподвижным. Руж отер лоб рукавом рубахи, вынул нож из кармана, вонзил штопор в пробку и сказал, повернувшись к Жюльет;

— Ну как, что скажете, Жюльет? — Он был в ударе и весел. — Сейчас почти так же жарко, как в тех краях, откуда вы родом.

— Ну, не совсем.

— Смотри-ка… Ладно, все впереди… Что ни говори, — добавил он, — но в такую погоду хочется пить, и у нас тут есть чем утолить жажду, а у вас там… какое вино… В тех краях и вина-то нет…