Готфрид Келлер - Зеленый Генрих

— Эй, молокосос! Куда идешь?

Я остановился и заметил:

— Милый друг, вы забыли стереть киноварь с вашего носа, по примеру прочих братьев! Спешу обратить на это ваше внимание, чтобы вы случайно не измазали красным вашей подушки.

Веселый смех остальных сразу же открыл мне дорогу к их столу. Я присел и выпил стакан вина, после чего они сказали:

— А знаете, этот субъект все-таки нашел нужным сегодня подкрасить себе нос для спектакля!

— Это, право, столь же нелепо, как подкрашивать розу! — ответил я братьям.

— Еще того хуже, — заметил один из них, — ведь подкрашивать розу — значит улучшать божье создание. Но бог милостив, он простит! А вот красить красный нос это значит издеваться над чертом, а черт не прощает!

И разговор пошел дальше в том же духе. Они принялись обмениваться шутками насчет его плеши, но здесь я от них далеко отстал, — они отпустили по этому поводу не менее двадцати различных острот, возбуждавших в воображении самые дикие картины, — каждый из братьев стремился перещеголять другого в неожиданности и смелости образов и выражений. Юдифь смеялась, слушая, как эти шалопаи теперь поносят друг друга, но тем временем лысый брат решил спастись из-под огня острот и попытался перенести его на Юдифь. Она была в скромном коричневом платье, и на груди ее соединялись концы белого платочка; над ними поднималась красивая шея, которую обвивала тоненькая золотая цепочка. Других украшений на ней не было, если не считать пышной кроны каштановых волос. Плешивый брат милосердия подмигнул и запел, уставившись на нее:

Юдифь быстро отозвалась:

— Чтобы вы оставили в покое мою белоснежную шею, я вам тоже спою песню о чем-то белом.

Но она не запела, а проговорила своим мелодичным голосом:

Мать Юдифи недавно умерла, а сама она только что выиграла на какой-то иностранный лотерейный билет несколько тысяч гульденов, — от скуки она занималась такими вещами. Теперь Юдифь больше чем когда-либо представляла собой лакомый кусочек для разных мошенников, и плешивый брат, которому она со смехом уже несколько раз давала взаймы разные суммы, вообразил было штурмом взять ее сердце. Ему не повезло, она с таким же точно смехом отказала ему. Но песенка Юдифи намекала, по-видимому, на некоторые особые обстоятельства, сопровождавшие его неудачное сватовство. У остальных трех братьев, как видно посвященных в эти обстоятельства, заблестели глаза, и они принялись гудеть на низких нотах, с трудом удерживаясь от смеха:

Ритм этого гудения был настолько заразителен, что я присоединился к ним, счастливый тем, что могу подпевать насмешникам: «Гм! Гм! — Гм! Гм! Гм!» В нашем едва освещенном маленьком зале стало тихо и торжественно, и мы с комической торжественностью, доставлявшей нам немало удовольст ви я, про должали выводить этот странный напев. Юд и фь гро м ко расхо хоталась.

— Эх вы, сорванцы! — воскликнула она.

И в ответ мы тоже разраз и лись хохотом.

Но плешивый брат внимательно осмотрелся, как бы невзна чай вытащил из рясы самого громогласного насмешника какой- то листок и торжественно прочитал вслух его заглав и е: «Хри стианск и й еженедельник — консервативный листок для наро да». Теперь остроты посыпались на насмеш н ика, для которого консерватизм был больным местом , — он не умел ни объясн и ть, ни защитить его. Это слово только с недавних пор получ и ло рас пространение, но под его знамена уже стекались некоторые люди, которые еще недавно жили как в тумане. Лысый обратил ся к «консерватору», чтобы тот наконец объяснил, что, собствен но, он пон и мает под консерватизмом. Тот хотел было сделать вид, что пр и нимает вопрос всерьез, и с напускной важност ь ю заявил, что сейчас не время заниматься политическими разгово рами. Но тут другой брат милосердия крикнул:

— Объяснения надо искать в раю! Еще когда Адам давал животным кл и чки, среди н и х было одно, которое задумчиво мотало ушами и говорило, что оно держится консервативных взглядов, но не могло объяснить почему. И тогда Адам сказал: «Ты будешь н азываться ослом!»

Раздраженный «консерватор» стал выкладывать сво и пол и тические убеждения, представлявшие собой его н авязчивую идею, и принялся поносить радикализм и радикалов, повинных, по его мнению, в том, что вино у нас стало кислое и тем не менее подорожало. Есл и , заявил он, ты хочешь выпить стакан сладкого и дешевого вина, то добыть его можно только в отдаленных хозяйствах, где сохраняются старые добрые нравы и куда забрались наши славные старики, спасаясь от с уетного света.

— Хлещите, — кричал он, — рад и кальное пойло у ваших знаменитых тракт и рщиков-политиканов! А я буду держаться старины!

Так как в его упреках содержалась известная доля ист и ны, то трое других пришли в совершенное негодование, назвали «консерватора» клеветником и стали ему доказывать, что, не будь радикалов, он сидел бы вовсе без в и на, как хорошего, так и плохого, что он сам, как прислужник консерваторов, никому не нужен, а «славные старики» прогнали бы его пинками в зад, вместо того чтобы угощать его выдержанным вином в награду за прозелит и зм. Это заявление повлекло за собо й ярост ную битву, во время которой спорящие стороны развенчивали принципы, поступки и партийных вождей, и друг друга в таких своеобразных выражениях, сравнениях и оборотах реч и каких не мог бы придумать и самый опыт н ый драматург, сочиняющий народные сцены. Трудно было даже записать за н и ми их р ечи и репл и ки, настолько легко, быстро, молн и еносно рождались остроты, утверждения и возражения — то справедл и вые то зло стно измышленные, но всегда основанные на оценках о п р еде л е нных обстоятельств и лиц. Из этого словесного поединк а, р а зумеется, нельзя было почерпнуть передов у ю статью для газеты или полем и ческую речь, но, следя за этим турниром, можно бы ло убедиться в том, на какую решительную и дельную кр и тику способен народ и как ошибаются те, кто, в сомнительных целях взывая с трибуны к «честному, доброму народ у », прибе гает к ложному пафосу и наигранной наивности. Даже внеш н ие сво й ства, пр и вычки и физические недостатки выдающихся дея теле й были поставлены в нерасторжимую связь с их словами и поступками, так что эти деятели превращались как бы в неиз бежное следствие своего внешнего облика, а наши спорщики, не проходивш и е никаких наук, но одаренные незаурядным во о б ражением, могли показаться завзятыми физиономистами. Мно гие высокочтимые мужи были превращены в смешные и неле пые пугала, и сделано это было г ак картинно, что если бы после этого кто-нибудь взял их под защиту, о н бы только еще больше их ун и зил.