Джордж Оруэлл - Ферма животных

По вопросу о ветряной мельнице вся ферма разбилась на два лагеря. Снежок не отрицал, что постройка её будет нелегка. Придется таскать камень и класть из него стены, строить крылья. Надо будет доставать динамо, провода (как и где — Снежок не говорил). Он утверждал, что постройку можно закончить в один год. После чего, объявил он, труд будет раскрепощен, и рабочая неделя сократится вдвое. Наполеон же твердил, что в настоящий момент главное — увеличить производство продуктов питания, а если они потратят время на ветряную мельницу, то перемрут с голоду. Животные разбились на две группировки. «За Снежка и трехдневную рабочую неделю» — провозгласила одна. «За Наполеона и полные ясли» — призывала другая. Бенджамин был единственным, не примкнувшим ни к одной из фракций. Он отказывался поверить как в то, что будет больше пищи, так и в то, что мельница облегчит труд.

«Будет ли мельница, не будет ли её, — говорил он, — жизнь всё равно останется такой же». (Он подразумевал, конечно, — «такой же паршивой»).

Кроме споров о мельнице была ещё проблема обороны. Не вызывало сомнений, что, несмотря на поражение в Битве при Коровнике, люди могут решиться на новую попытку захватить ферму и восстановить власть Джонса. Оснований для новой попытки у людей было более чем достаточно, ибо после того, как слухи о поражении распространились по округе, животные на соседних фермах стали беспокойнее. В отношении планов обороны, как и во всем остальном, Снежок и Наполеон противоречили друг другу. По мнению Наполеона следовало приобрести огнестрельное оружие и научиться им владеть. Снежок же предлагал рассылать всё большее число голубей, чтобы бунтовать животных на других фермах. Первый утверждал, что, не имея средств защиты, они не смогут обороняться, а второй доказывал, что, если восстание произойдет повсюду, потребность в обороне не возникнет. Животные слушали сначала выступления Наполеона, затем речь Снежка — и не могли решить, кто прав; по сути дела они всегда соглашались с тем, кто говорил в данный момент.

Пришел, наконец, день, когда все планы Снежка были закончены. В ближайшее воскресение на Совещании голосование должно было решить — приступать ли к работам по возведению мельницы. Когда животные собрались в большом амбаре, встал Снежок и, прерываемый время от времени блеянием овец, изложил доводы за строительство мельницы. Затем для ответной речи встал Наполеон. Он очень тихо сказал, что затея с мельницей — ерунда, что он рекомендует всем не голосовать за неё, — и быстро сел, говорил он всего секунд тридцать, и, казалось, ему было вполне безразлично впечатление, которое он произвел. Тогда вскочил Снежок и, перекрикивая овец, которые снова начали блеять, пустился в страстную защиту проекта. Животные были прежде разделены почти поровну «за» и «против», но красноречие Снежка покорило всех. В сверкающей речи он нарисовал картину процветания Фермы Животных, избавленных от унизительного тяжкого труда. Воображение его оставило далеко позади пустяки вроде кормодробилки и свеклорезки. Он говорил о том, как электричество будет двигать молотилки, плуги, грабли, косилки, вязалки, веялки; как в каждом стойле будет свой свет, горячая и холодная вода, электропечь. Когда он кончил, сомнения в исходе голосования не осталось. Но как раз в этот момент встал Наполеон и, бросив на Снежка странный косой взгляд, испустил высокий визг, какого никто не слыхал от него раньше.

В ответ снаружи донеслись звуки ужасного лая, и девять огромных псов в ошейниках, усеянных медными бляхами, ворвались в амбар. Они кинулись прямо к Снежку, который соскочил со своего места в то самое мгновение, когда челюсти собак почти сомкнулись на нём. Изумленные и испуганные до немоты, все столпились у дверей, следя за погоней. Снежок мчался через пастбище по направлению к дороге. Бежал он так, как это умеют делать лишь свиньи, и всё же собаки настигали его. Вдруг он поскользнулся, казалось, он уже схвачен. Но он успел вскочить и полетел ещё быстрее, а по пятам неслись собаки. Одна из них чуть не схватила его хвост, но Снежок увильнул, сделал последний рывок и в нескольких дюймах от носа собаки нырнул в дыру под изгородью и пропал из виду.

Перепуганные животные молча вернулись на свои места. Секунду спустя в амбар вбежали псы. Сначала никто не мог сообразить, откуда они вообще взялись. Вскоре всё выяснилось: это были те самые девять щенков, которых Наполеон отобрал у матерей и вырастил лично. Ещё не вполне взрослые, но уже громадные псы выглядели свирепыми, как волки. Они держались вплотную к Наполеону. Было замечено, что, глядя на него, они виляли хвостами точно так же, как делали это когда-то другие собаки перед м-ром Джонсом.

Наполеон, сопровождаемый псами, поднялся на возвышение в конце амбара, откуда Майор некогда произнес свою знаменитую речь. Он объявил, что отныне и в дальнейшем воскресные Совещания проводиться не будут, так как это пустая трата времени. В будущем все вопросы будут рассматриваться особым Комитетом свиней под его, Наполеона, председательством. Заседания Комитета будут закрытыми, и принятые решения будут сообщены всем позднее. Остальные животные должны, тем не менее, собираться каждое воскресение поутру, чтобы присутствовать при подъёме флага, пропеть «Звери Англии» и получить распоряжения на предстоящую неделю; дебатироваться эти распоряжения не будут.

Смысл сказанного проник даже сквозь шок, вызванный изгнанием Снежка. Животные почувствовали глубокое огорчение. Некоторые из них готовы были протестовать, но не могли сразу подыскать нужных аргументов. Даже Боксер был обеспокоен. Он заложил уши, несколько раз тряхнул гривой, изо всех сил пытаясь собраться с мыслями, но так и не смог сообразить, что хочет сказать. Впрочем, нашлись и такие, что не были вполне косноязычны. Четверо молодых кабанчиков, сидевших в первом ряду, пронзительным визгом выразили своё несогласие, вскочили на ноги и начали говорить все сразу. Но тут собаки, окружавшие Наполеона, угрожающе заворчали — и кабанчики умолкли и опустились на свои места. А овцы завели хором «Четыре ноги — хорошо, две ноги — плохо!» — и тянули этот клич чуть ли не четверть часа без перерыва, положив, таким образом, конец не начавшейся дискуссии.

Вскоре Пискун был послан ко всем животным Фермы для разъяснений.

— Товарищи, — сказал он, — я уверен: каждое животное, здесь присутствующее, ценит самопожертвование товарища Наполеона, дополнительный труд, который он взял на себя. Не думайте, товарищи, что руководить другими — удовольствие! Напротив, это — большая и нелегкая ответственность. Товарищ Наполеон сильнее всех верит, что все животные равны. Он был бы более чем рад предоставить вам самим право принимать все решения. Но ведь тогда вы могли бы принять неверное решение — и к чему бы это привело?! Предположим, вы решили бы согласиться с предложением этого полоумного Снежка и построить его глупейшую ветровейницу, А ведь этот Снежок, как мы теперь знаем, просто преступник!