Гертруда Стайн - Три жизни

Бедняжка Лена прекрасно понимала, что Мэри правда так считает, как говорит. Но Лена была вся такая несчастная. Разве не позор для порядочной немецкой девушки, если мужчина сбежит от нее и бросит ее одну. Лена прекрасно знала: тетя права, когда говорит, что из-за того, как Герман с ней поступил, все знакомые станут показывать на нее пальцем. Мэри, и Нелли, и другие девушки, с которыми она сидела в парке, всегда были к Лене очень добры, но ей от этого было не легче. То, что Лену бросил жених, для девушки позорное пятно и для любой порядочной семьи, и тут уже ничего не поделаешь.

День тянулся за днем, а Лена ни разу не виделась с тетей Матильдой. Наконец в воскресенье пришел мальчик сказать, чтоб ехала к тете. Сердце у Лены билось как сумасшедшее, очень уж она переживала из-за всего, что случилось. И к тете Матильде она бежала со всех ног.

Миссис Хейдон тут же, едва только Лена переступила порог, принялась ее ругать, что заставляет тетку ждать бог знает сколько и что всю неделю не казала глаз, хоть бы проведала, а вдруг тете чего от нее надо, и вот приходится самой за ней посылать. Но нетрудно было догадаться, даже Лене, что тетя сердится не взаправду. И Лениной заслуги тут ни на грош, продолжала браниться миссис Хейдон, если все, в конце концов, обернулось в ее пользу. Миссис Хейдон просто с ног сбилась улаживать за Лену все ее проблемы, а Лене, видите ли, недосуг прийти проведать, а вдруг тете надо ей что-то сказать. Но миссис Хейдон никогда не обращала внимания на подобные мелочи, если только ей выпадала возможность сделать человеку добро. Она, конечно, сбилась с ног, улаживая за Лену все ее проблемы, но, может, хоть теперь, когда Лена все узнает, то вспомнит про благодарность. «Готовься, во вторник ты выходишь замуж, ты меня слышишь, Лена? — сказала ей миссис Хейдон. — Придешь сюда во вторник утром, я все приготовлю. Наденешь новое платье, что я тебе купила, и новую шляпку с этими, с цветочками, и поосторожней, пока будешь ехать, а то перепачкаешься вся, ты, Лена, такая безалаберная, и совсем не думаешь, и вечно выкинешь что-нибудь этакое, как будто у тебя не голова на плечах, а бог знает что. А теперь ступай домой и скажи этой своей миссис Олдрич, что съедешь от нее во вторник. И не вздумай забыть, про что я тебе тут все время толкую, насчет поосторожней. Ну, Лена, будь умницей. Во вторник ты выйдешь замуж за Германа Кредера». Вот и все, что Лена узнала про то, что случилось за эту неделю с Германом Кредером. Лена совсем забыла, что нужно бы что-нибудь про это узнать. Она в самом деле во вторник выйдет замуж, и тетя Матильда назвала ее умницей, и никакого пятна на ней не осталось.

Лена опять стала как раньше, в полудреме и как будто не здесь, но ведь она и всегда была такая, если не считать те несколько дней, когда она переживала, потому что мужчина, который должен был на ней жениться, сбежал в самый день свадьбы. Лена немного нервничала в оставшиеся дни, но и не думала особенно, что это значит, быть замужем.

Герману Кредеру все это нравилось гораздо меньше. Он был тихий и замкнутый и знал, что тут уже ничего не поделаешь. Он понял, что теперь ничего не осталось, кроме как дать себя оженить. И дело было не в том, что Герману не нравилась Лена Майнц. Она была не хуже и не лучше, чем другие девушки. Она была, наверное, даже лучше других знакомых девушек, потому что очень тихая, но Герману не хотелось, чтобы всегда терпеть с собой рядом девушку. Герман всегда делал так, как хотели отец с матерью. Отец нашел его в Нью-Йорке; Герман туда уехал пожить у замужней сестры.

Отец Германа, когда его нашел, долго уговаривал, и все жаловался, жаловался ему с утра до вечера, и был такой озабоченный, но не настырный и очень терпеливый, и все повторял Герману, как бы ему хотелось, чтоб его сынок, его Герман, всегда поступал правильно и никогда не перечил матери, а Герман все молчал и ничего не говорил в ответ.

Старый мистер Кредер все время повторял: мол, он никак не поймет, с чего это Герману в голову пришло, что может быть как-то по-другому. Если заключаешь сделку, условия надо выполнять, старый мистер Кредер по-другому даже и представить не может; а сказать, что ты, мол, женишься на девушке, и она, значит, все приготовит, это такая же сделка, как в торговых делах, и Герман, он ведь сказал свое слово, и теперь он, Герман, должен слово сдержать; у старого мистера Кредера просто в голове не укладывается, чтобы такой хороший мальчик, как его Герман, мог поступить иначе; надо — значит надо. И к тому же эта Лена Майнц такая славная девушка, и Герману бы не следовало так поступать с отцом, столько беспокойства, и выкладывать деньги за билет аж до самого Нью-Йорка, только чтобы его отыскать, и оба они потеряли кучу времени, а работать когда, а ведь от Германа только и требовалось, что отстоять венчание, и был бы он женатый, и все дела, и никто бы ему дома слова не сказал.

И отец все гнул и гнул свою линию; ведь у Германа есть еще бедняжка мама, которая всегда говорила, мол, не успеешь подумать, а Герман уже все сделает, а теперь у него завелись понятия, и ему хочется показать людям, какой он упрямый, и он ее в гроб сведет, а еще платить такие деньги, только чтобы ездить туда-сюда его разыскивать. «Ты даже представить себе не можешь, Герман, что творится с мамой из-за этих твоих выкрутасов, — сказал ему старый мистер Кредер. — Она говорит, не понимаю, мол, как он может быть таким неблагодарным. Ей горько, что ты такой упрямый, а она-то ведь подыскала тебе не девушку, загляденье, Лена Майнц, она же тише воды, ниже травы, и каждый цент сбережет, и никогда слова поперек не скажет, не то что некоторые девушки, и мама так старалась, только чтоб тебе было хорошо и ты бы женился, а ты вдруг, на тебе, уперся, нехорошо, а, Герман. Ты такой же, как вся нынешняя молодежь, только о себе и думаешь и чтобы все было по-твоему, а мама твоя, у ней ведь одна забота, все о тебе, о твоем будущем. Ты что, думаешь, маме очень надо, чтобы чужая девушка путалась у нее в доме под ногами, а, Герман? Да она только о тебе и беспокоится, только у нее и разговору, как, мол, она будет счастлива, когда увидит своего Германа с хорошей молодой женой, и стоило только ей все устроить, так чтобы ты даже и не касался, чтоб тебе же удобнее, и ты ведь сам сказал, что, мол, согласен, так, мол, и сделаю, и тут вдруг, хлоп, и на тебе, и сбежал, и уперся, и у всех от этого голова кругом, и мы тратим деньги, а мне приходится ездить туда-сюда, тебя разыскивать. Давай-ка, Герман, собирайся и поехали домой жениться, а я поговорю с мамой, чтоб не попрекала тебя, во что мне стало ездить за тобой и искать тебя… Слышь, Герман, — терпеливо уговаривал его отец, — слышь, поехали домой жениться. Всего-то и дел, отстоишь венчание, а, Герман, и никаких тебе забот — слышь, Герман! — поехали со мной, завтра же, и поженишься. Слышь, Герман».