Джон Пристли - Улица Ангела

Опять прошел он мимо разбитой статуи мальчика с двумя большими рыбами, поднялся по ступеням между колоннами и нажал кнопку звонка под номером 4а.

Звонок, очевидно, не был услышан, и Тарджис, вспомнив свое первое посещение, нашел вторую кнопку. Дверь открыла великанша в фартуке.

— Вы не знаете, дома мисс Голспи?

— Ох, я без ног останусь из-за этих людей! — закричала женщина. — Только и делаю, что бегаю вверх и вниз, а звонят-то не к нам, а к ним. Мисс Голспи? Кажется, дома, хотя меня не касается, молодой человек, дома ли она, или ушла ко всем чертям. Она вас ждет, что ли?

— Нет. Вы не знаете, она одна или там кто-нибудь есть?

— Сейчас узнаю. Я ей покричу. Да вы войдите и закройте хорошенько дверь, чтобы не сквозило, тогда я ей крикну. — И женщина прошла через переднюю, поднялась по лестнице на несколько ступеней и заорала так, что наверху тотчас открылась дверь. — Мисс Голспи, здесь какой-то молодой человек, ваш знакомый, я его видела у вас. Он спрашивает, одна ли вы и можно ли подняться к вам.

— Да, да, я сегодня совсем одна и скучаю, — донесся до Тарджиса голос Лины. — Скажите ему, пожалуйста, чтобы шел сюда, а я сейчас… сию минуту… — По голосу слышно было, что она обрадована. Каким блаженством было слышать этот голос!

— Ступайте наверх, она говорит, что не заставит вас дожидаться ни минутки, это значит, что вам придется ждать, пока она будет наряжаться да прихорашиваться.

— Большое вам спасибо, — с чувством сказал Тарджис и пошел наверх. Дверь была открыта, и он вошел прямо в большую гостиную, которую за эти недели столько раз видел в своем воображении. Ему было странно увидеть ее теперь на самом деле, спокойно ожидающую его, Тарджиса. Та же комната, те же груды пестрых подушек, низкая тахта, граммофонные пластинки, книги, журналы, бутылки, фрукты и стаканы повсюду, две большие лампы под абажурами. Он был потрясен реальностью всех этих вещей. Он не сел, а стоял посреди комнаты со шляпой в руке и быстро, нервно переводил глаза с одного на другое.

— Алло! — весело крикнула Лина с порога соседней комнаты.

Но вдруг голос ее замер: Тарджис обернулся и посмотрел ей в лицо.

— Вы? — ахнула она, широко раскрывая глаза. — Так это вы? — Лицо ее вытянулось, голос дрогнул.

Он пытался что-то сказать.

— Вы пришли к отцу по какому-нибудь делу? — спросила она.

— Нет. Я хотел видеть вас… Лина.

— Зачем?

— Вы сами знаете, Лина…

Она шагнула вперед.

— Нет, не знаю. Отец скоро вернется… он может прийти с минуты на минуту…

— Он не придет, — угрюмо перебил Тарджис.

— А вы откуда знаете, что не придет? Ничего вы не знаете.

— Знаю. Мне известно, где он, и я знаю, что он вернется не скоро.

— Да, это на вас похоже… Так вот почему вы здесь! Вы шпионите и бегаете за мною повсюду. Ставите меня в глупое положение. Вы ведете себя как дурак. Да, так и знайте — как несносный дурак!

— Не все ли равно… Я хотел вас видеть.

— Ну а я вас видеть не хочу! — крикнула она, свирепея. — И вам пора это знать. Но вы намеков не понимаете. Так я вам прямо скажу, что не хочу больше с вами встречаться.

— Почему, Лина?

— Потому что не хочу, вот и все… Раз я вас знать не хочу, почему вы не уходите и не оставляете меня в покое? Я не хочу, чтобы вы приставали ко мне и прокрадывались сюда в таком невозможном виде. Оттого что я раз вас пожалела и от скуки приласкала, вы вообразили, что я буду тратить все свое время на то, чтобы таскаться с вами по кино?

— Послушайте, Лина…

— Я уже вам сказала, что не стану слушать! Если бы вы только посмотрели на себя со стороны! Уходите прочь. Не хочу ничего слышать! Я не хотела быть к вам жестокой, но вы так глупы и меня тоже ставите в глупое положение.

— Лина. Ну, пожалуйста… одну минуту… выслушайте меня…

— Ах, да уходите вы наконец! Болван!

— Вы будете слушать! — резко крикнул Тарджис. Он подскочил к ней, уронив шляпу, схватил ее за обе руки и держал крепко. Пока Лина боролась с ним, пытаясь вырваться, он излил в бурном, безудержном потоке отрывочных фраз всю историю своей любви, первого робкого обожания издали, потом страсти, восторгов и мук. К концу руки его неожиданно ослабели, разжались, и Лине удалось освободиться. Она его не слушала. Она была вне себя от злости.

— Вы мерзкий… мерзкий… — шипела она, задыхаясь, ловя ртом воздух. И вдруг взвизгнула: — Уберите прочь свои грязные лапы! — и уперлась ладонями в лицо Тарджису, отталкивая его.

А у него что-то рвалось внутри, как рвутся туго натянутые струны.

— Ах так! Ну хорошо, за это я вас буду целовать! — крикнул он и, раньше чем она успела увернуться, обхватил ее руками. Мускулы у него были слабые, но сейчас возбуждение придало ему силы. Он прижал к себе Лину и стал целовать короткими поцелуями, а она только билась и извивалась в его руках. Близость ее тела, нежная щека, пылавшая под его губами, запах ее волос сводили его с ума. Вся нежность к ней исчезла, кровь в нем забурлила и гибельным водопадом ревела в ушах. Он все не выпускал девушку, вряд ли замечая, что она колотит его по лицу.

Лина порывисто изогнулась, так что ей удалось освободиться.

— Вы грязная, гадкая свинья! — крикнула она. — Сейчас же пустите меня! Вы мне противны. Если вы еще раз меня тронете, я буду кричать до тех пор, пока не сбегутся соседи.

Тарджис посмотрел ей в лицо — и вдруг она в один миг стала ему ненавистна, и что-то в нем сломалось, и бурная волна слепой ярости захлестнула его. Крик Лины оборвался, потому что его руки обхватили мягкую белую шею и сжимали, сжимали ее и бешено трясли тело девушки. Голова ее дергалась из стороны в сторону, как у заводной куклы. Рот открылся, глаза лезли из орбит, и на нее просто неприятно было смотреть, у нее был смешной и безобразный вид, такой смешной и безобразный, что руки Тарджиса, действовавшие теперь сами по себе, независимо от его воли, сильные и властные, крепче стиснули ее шею.

Жуткие хриплые звуки выходили из ее открытого рта. Тело внезапно обмякло, и когда руки Тарджиса разжались, Лина с закрытыми глазами упала на спину, ударившись при этом головой об угол дивана, и покатилась по полу каким-то клубком, состоявшим из беспорядочного вороха одежды и белого тела.

Прошла минута. Лина не шевельнулась, не вздрогнула. Тарджис, крадучись, шагнул ближе, не отрывая глаз от той части ее лица, которая была ему видна, багровой и застывшей. Ее тело было совершенно неподвижно. Тарджис подождал еще минуту, медленно, с трудом отвел глаза и уставился на пестрый ящик с папиросами, стоявший на столике у дивана. Ярко раскрашенная картинка изображала турчанку. Он еще недавно брал папиросы из этого ящичка. Папиросы были очень хорошие, заграничные. Наверное, турецкие, из тех, что в Англии не продаются. Над картинкой какая-то надпись на незнакомом языке. Медленно-медленно оторвал он глаза от турчанки и снова посмотрел на лежавшее на полу тело. Лина… Не шевелится. Нет, это больше не Лина, это труп. Так лежать может только мертвец. Лина мертва.