Лоренс Стерн - Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена

— Не успела молодая бегинка, — продолжал капрал, — сказать, что она будет моей сиделкой, как уже приступила к исполнению своих обязанностей, удалившись приготовить что-то для меня. — — Через короткое время — которое мне показалось, однако, долгим — она вернулась с бинтами и т. д. и т. д. и в течение двух часов усердно согревала мне колено припарками и т. д., потом приготовила мне на ужин мисочку жидкой каши — и, пожелав покойной ночи, обещала снова быть у меня рано утром. — — Она пожелала, с позволения вашей милости, то, чего мне не было дано. Всю ночь я метался в жестокой горячке — образ бегинки все во мне перевернул — каждую минуту я делил мир пополам — чтобы отдать ей половину — и каждую минуту сокрушался, что мне нечего разделить с ней, кроме солдатского ранца и восемнадцати флоринов. — — Всю ночь прекрасная бегинка стояла, как ангел, у моей постели, приподнимая полог и предлагая мне лекарство, — меня пробудила от этого сна только сама она, явившись в назначенный час и протянув мне лекарство наяву. Признаться, она почти не отлучалась от меня, и я до того привык получать жизнь из ее рук, что сердце мое замирало и кровь отливала от лица, когда она выходила из комнаты; и все-таки, — продолжал капрал (делая чрезвычайно странное заключение) — — —

— — то не была любовь — — так как в течение трех недель, что она почти безотлучно находилась со мной, собственными руками ставя ночью и днем припарки на мое колено. — я по совести могу сказать вашей милости — что * * * * * * * * * * * * * * * * * ни разу.

— Это очень странно, Трим, — проговорил дядя Тоби. — —

— «Я так же думаю», — сказала миссис Водмен.

— Ни одного разу, — сказал капрал.

— — Но в этом нет ничего удивительного, — продолжал капрал — увидя, что дядя Тоби задумался, — ведь Любовь, с позволения вашей милости, точь-в-точь как война — в том отношении, что солдат, хотя бы ему удалось уцелеть три недели сряду до вечера субботы, — может тем не менее быть поражен в сердце в воскресенье утром. — — Как раз это и случилось со мной , с позволения вашей милости, с той только разницей — что я вдруг без памяти влюбился в воскресенье после полудня — — любовь, с позволения вашей милости, разорвалась надо мной, как бомба, — — едва дав мне время выговорить: «Господи помилуй».

— Я никогда не думал Трим, — сказал дядя Тоби, — чтобы можно было влюбиться так вдруг.

— Можно, с позволения вашей милости, когда вы на пути к тому, — возразил Трим.

— Сделай милость, — сказал дядя Тоби, — расскажи мне, как это случилось.

— — С превеликим удовольствием, — сказал капрал, низко поклонившись.

— Все это время, — продолжал капрал, — мне удавалось избежать любви, и удалось бы миновать ее вовсе, если бы судьба не постановила иначе, — — а от судьбы не уйдешь.

— Случилось это в воскресенье, после полудня, как я уже сказал вашей милости. — —

— Старик и жена его куда-то ушли. — —

— Все в доме было тихо и спокойно, как в полночь. — —

— Не была даже утки или утенка на дворе.

— — Когда прекрасная бегинка вошла проведать меня.

— Моя рана начала уже заживать — — воспаление прошло, но сменилось таким нестерпимым зудом выше и ниже колена, что я из-за него всю ночь не смыкал глаз.

— Дайте-ка я погляжу, — сказала она, опустившись на колени у моей кровати и положив руку на больное место. — — Надо только чуточку растереть, — сказала бегинка, и с этими словами, покрыв мою ногу простыней, принялась растирать ниже колена, водя указательным пальцем правой руки взад и вперед у самого края бинта, которым были стянуты повязки.

Через пять-шесть минут я почувствовал легкое прикосновение кончика ее второго пальца — — скоро он лег плашмя рядом с первым, и она продолжала тереть таким образом довольно долго; вот тогда-то я и подумал, что не миновать мне любви, — кровь бросилась мне в лицо, когда я увидел, какая белая у нее рука, — никогда в жизни, с позволения вашей милости, не увижу я больше такой белой руки. — —

— — На таком месте, — сказал дядя Тоби. — —

Хотя дело это было для капрала совсем не шуточное — он не мог удержаться от улыбки.

— Увидя, какую мне это приносит пользу, молодая бегинка, — продолжал капрал, — от растирания двумя пальцами — перешла через некоторое время к растиранию тремя — потом мало-помалу пустила в ход четвертый палец — и наконец стала тереть всей рукой. Больше я ни слова не скажу о руках, с позволения вашей милости, — а только рука ее была мягче атласа. — —

— — Сделай одолжение, Трим, расхваливай ее сколько угодно, — сказал дядя Тоби, — я с еще большим удовольствием буду слушать твою историю. — — Капрал самым искренним образом поблагодарил своего господина, но так как больше ему нечего было сказать о руке бегинки — — он, чтобы не повторяться, перешел к описанию действия, которое она на него произвела.

— Прекрасная бегинка, — сказал капрал, — продолжала усердно растирать всей рукой мою ногу ниже колена — так что я стал даже опасаться, как бы такое рвение не утомило ее. — — — Я готова сделать ради Христа, — сказала она, — в тысячу раз больше, — — и с этими словами переместила свою руку выше колена, где я тоже жаловался на зуд, и стала растирать это место.

Я заметил тогда, что начинаю влюбляться. — —

— Пока она таким образом тер-тер-терла — я чувствовал, как любовь, с позволения вашей милости, распространяется из-под ее руки по всем частям моего тела. — —

— Чем усерднее она растирала и чем дальше забирала ее рука — тем сильнее разгорался огонь у меня в жилах — — пока наконец два-три особенно широких ее движения — — не довели моей страсти до высшей точки — — я схватил ее руку…

— — Прижал к своим губам, Трим, — сказал дядя Тоби, — — — а потом объяснился ей.

Завершилась ли любовь капрала именно так, как описал дядя Тоби, это не важно; довольно того, что она содержала в себе сущность всех любовных романов, когда-либо написанных с начала мира.

Как только капрал — или, вернее, дядя Тоби за него — окончил историю своей любви — миссис Водмен молча вышла из беседки, заколола булавкой чепчик, прошла через ивовую калитку во владения дяди Тоби и медленно направилась к его караульной будке: душевное расположение дяди Тоби после рассказа Трима было таково, что ей нельзя было упускать столь благоприятный случай. — —

— — Атака была решена немедленно, и дядя Тоби еще более облегчил ее, отдав приказание капралу увезти саперную лопату, заступ, кирку, колья и прочие предметы военного снаряжения, разбросанные на том месте, где стоял Дюнкерк. — Капрал двинулся в путь — поле было чисто.

А теперь посудите, сэр, как нелепо, в сражении ли, в сочинении или в других делах (рифмуются ли они или нет), которые нам предстоят, — действовать по плану; ведь если какой-нибудь план, независимо от всяких обстоятельств, заслуживал быть записанным золотыми буквами (я разумею, в архивы Готама [427]) — так, уж конечно, план атаки миссис Водмен на дядю Тоби в его караулке посредством Плана. — — Однако План, висевший там в настоящем случае, был планом Дюнкерка — история осады которого была историей расслабляющей, и это разрушало всякое впечатление, которое вдова могла произвести; кроме того, если бы даже ей удалось справиться с этим препятствием, — маневр пальцев и рук в атаке на будку был настолько превзойден маневром прекрасной бегинки в Тримовой истории — что, несмотря на все прежние успехи этой достопримечательной атаки, — она в настоящем случае оказывалась самой безнадежной, какую только можно было предпринять. — —