Адальберт Штифтер - Бабье лето

Когда на обратном пути мы проходили мимо куста, что у липовой аллеи, у самой дороги раздались звуки цитры. Ризах, который вел мою мать, остановился, остановились также отец с Матильдой, а затем и все другие, кто был поблизости. Я с Наталией приблизился к кусту, сразу узнав игру моего учителя. Он сыграл одну из своих мелодий, остановился, заиграл снова, опять остановился и так далее. Это были мелодии его собственного сочинения или, может быть, только что пришедшие ему на ум. Он играл в полную свою силу, со всем своим мастерством, которым я так часто восхищался, даже, пожалуй, еще лучше, чем когда-либо. Казалось, ничего на свете он не любил так, как свою цитру. Все, кто был поблизости, слушали неподвижно, никто даже не решился похлопать в знак одобрения. Только Матильда однажды взглянула на Наталию, и так значительно, словно хотела сказать: такого мы не слышали, и так нам не сыграть. Цитра была живым существом, говорившим на чужом для всех и все же понятном всем языке. Когда наконец звуки, кажется, умолкли совсем, я подошел с Наталией к кустам, и мы увидели там моего учителя с лежавшей перед ним на столике цитрой. Он был одет в серый суконный, очень поношенный костюм, а его зеленая шляпа лежала на столе рядом с цитрой.

— Иозеф, ты снова в этих местах? — спросил я.

— Не так чтобы, — отвечал он. — Я пришел, чтобы хорошенько поиграть на вашей свадьбе.

— Ты хорошо сделал, так не сыграть никому, — сказал я, — и за это я хочу доставить тебе самую большую для тебя радость. Нет лучших рук, чем твои, для того, что я хочу тебе дать. Равное должно быть вместе. Я и так уже должен отблагодарить тебя за твое усердное обучение и за то, что ты ходил со мной в горы.

— За то вы мне заплатили, а сегодня это была моя добрая воля.

— Подожди здесь несколько дней, и ты получишь то, что я сейчас имею в виду, — сказал я.

— С удовольствием подожду, — отвечал он.

— Ты будешь хорошо устроен, — сказал я.

Тем временем подошли все остальные и осыпали музыканта похвалами. Ризах пригласил его побыть в своем доме. Он сыграл еще несколько мелодий, чуть ли не забыв, что его кто-то слушает, разыгрался и наконец остановился, не обращая, как всегда, никакого внимания на стоявших вокруг. Затем мы удалились.

Тотчас позвав дворецкого, я сказал ему, чтобы он подыскал кого-нибудь, кто готов немедленно отправиться в Эхерскую долину. Дворецкий пообещал это сделать. Я написал несколько строк мастеру, изготовлявшему цитры, приложил нужные деньги, пообещав прислать еще, если понадобится, и попросил, чтобы он передал с доставившим письмо посланцем, как следует упаковав ее в ящик, третью цитру, точно такую же, как моя и сестрина. Посланец явился, я отдал ему письмо и необходимые указания, и тот пообещал воспользоваться сегодняшней ночью и вернуться в кратчайший срок. Я был уверен, что цитра не исчезнет в последний момент, если она вообще еще на месте.

Тем временем наступил поздний вечер. С Наталией и Клотильдой я еще раз сходил к cereus'у peruvianus'y, который при свете ламп был еще красивее. Симон, кажется, собирался бодрствовать возле него. Все время входили и выходили люди. Мы еще раз услышали игру Иозефа. Он играл в большой нижней комнате, мы вошли туда, перед ним стояло хорошее вино, присланное ему Ризахом. Все обитатели дома собрались возле него. Мы долго слушали, и Клотильда теперь поняла, почему я в горах так старался, чтобы она послушала этого музыканта.

Часть гостей покинула дом еще в тот же день, другая собиралась сделать это завтра чуть свет, а некоторые хотели побыть здесь еще.

В течение следующего утра, когда число гостей сильно уменьшилось, появились еще некоторые подарки. Ризах повел нас в складское помещение рядом со столярной мастерской. Там освободили место, где стояло несколько предметов под покрывалами. Ризах открыл первый из них, это оказался стол искусной резной работы с доской из мрамора, который я когда-то привез моему гостеприимцу и о судьбе которого ничего в дальнейшем не знал.

— Доска красивее тысячи других, — сказал Ризах, — поэтому я дарю подарок своего некогда друга своему ныне сыну. Не надо благодарить, пока не осмотрим все.

Затем сняли покрывало с большого, высокого шкафа.

— Шутка Ойстаха тебе в подарок, мой сын, — сказал Ризах. Шкаф был выкладной работы, из всех сортов дерева, водящихся в нашей стране. Ойстах придумал, как их составить вместе. Вещь была очаровательна. В зимний свой приезд в Асперхоф я видел, как шла работа над этим шкафом. Я тогда нашел подбор пород дерева странным, да и не догадывался о назначении шкафа. Он предназначался для моего кабинета, для моих альбомов.

Наконец сняли покрывала еще с нескольких предметов. Это были дополнения к отцовским панелям. Ясно это было с первого взгляда и вызвало радость. Но нельзя было решить, подлинники это или подделки. Ризах все объяснил. Это были подделки. Для того и потребовали от меня зарисовок отцовских панелей. Роланд тщетно искал подлинники. Он снял мерки по оставшимся частям и искал место, где эти размеры подошли бы. В отдаленной части деревянных построек при каменном доме он наконец нашел доски, точно соответствующие его меркам. Доски эти частью сгнили, частью треснули и были в изъянах от сорванных с них резных орнаментов. Роланд был почти уверен, что нехватавшее пропало. Поэтому и было предпринято воспроизведение. В тот же свой зимний приезд я видел и доски для этих резных узоров. Отец мой нашел работу на диво прекрасной.

— Она и длилась долго, дорогой друг, — сказал Ризах, — но мы сделали ее для тебя вовремя, панели точно подойдут или их легко можно будет подогнать к твоему стеклянному домику, разве что ты пожелаешь перенести эти панели в Дренхоф.

— Так оно и будет, друг мой, — сказал отец.

Теперь настал черед благодарностей и изъявления радости. Дарители отвергали всякие благодарности. Решили в ближайшем будущем отправить все предметы по месту назначения.

В этот и в следующие дни нас постепенно покинули все посторонние, и тут-то и началась чудесная жизнь среди сплошь близких людей. Ризах устроил для меня и Наталии прекрасную квартиру. Она была невелика, но изящна. За два года моего отсутствия ее стены облицевали заново и приобрели для нее новую мебель. Но мы решили постоянно жить пока в Штерненхофе, до тех пор, пока нашу квартиру там не займет Густав, чтобы Матильда не оставалась в одиночестве. При этом я намеревался часто приезжать в Асперхоф, чтобы посоветоваться или поработать с Ризахом, часто намеревались приезжать и другие, мы собирались также часто встречаться в Густерхофе, Штерненхофе, а временами жить и в городе. С Наталией я собирался отправиться в большое путешествие. На случай, если я отлучусь по каким-либо делам, каждый дом притязал на право приютить Наталию.