Валенитин Свенцицкий - Второе распятие Христа

В это время из толпы ко Христу подошёл высокий седой старик, сборщик на построение храма, в каком-то полумонашеском одеянии.

— Сладко поёшь, — насмешливо сказал он, — где-то сядешь? Откуда такой взялся?

— Я — Иисус из Назарета, — проговорил Христос.

— Ну, этого я там не знаю, а, только что, на улицах народ мутить нельзя… вот что. Про каких это ты тут двух господ толкуешь… Тоже, небось, понимаем вашего брата; небось, оба кармана прокламациями набиты. Недаром балахон-то надел.

— А ты не мешай ему! Дай послушать… — вмешался какой-то молодой парень.

— Много ты понимаешь, — презрительно бросил ему старик, — тут против Царя и церкви православной средь бела дня митинг устроили, а ты: «Дай послушать».

— Да что ты сам-то смыслишь! Ничего тут против Царя сказано не было. Говорят тебе: Богу, так Богу, а хочешь мамоне, валяй мамоне.

— А вот я сейчас тебе покажу!

И обратясь ко Христу, старик сказал:

— Ну-ка, любезный: позволительно ли Царю подати платить?

Он подмигнул толпе и остановился в ожидании.

Всех заинтересовал этот вопрос. С ожиданием следила толпа за бледным лицом Христа.

Христос поднял Свои задумчивые глаза и спросил:

— Есть у тебя какая-нибудь монета?

Старик недоумевающе уставился на Христа:

— Да ты что?! Экспроприатор, что ли?

— Давай, давай, уж он знает! — нетерпеливо понукали его со всех сторон.

Старик достал рубль:

— Вот, на! Рубль даю.

Христос не взял монету в руки, а только спросил:

— Кто изображён здесь?

— Ну что ты разыгрываешь-то, — с неудовольствием проворчал старик, — знаешь, кто: Государь Император.

— Так вот и отдавай Царю то, что ему принадлежит. Ну а Божье Царю отдавать нельзя.

Купец молча спрятал рубль и отошёл.

А по толпе пронёсся гул восторга. Но это был не легкомысленный восторг от внешней красоты ответа Христа. Видно было, что простые сердца поняли, что хотел сказать Он, и поняли, сколько скорби, сколько жестокостей влечёт за собой проведение этого ответа в жизнь.

Христос поднялся, чтобы идти в другое место, ибо опасно было оставаться на одной площади слишком долго.

— Ты теперь куда пойдёшь, Учитель? — спросил Его один человек из толпы. — Мне бы хотелось после догнать Тебя.

— А ты для чего хочешь уйти? — спросил его, в свою очередь, Христос.

— Сегодня похороны моего отца.

— «Иди за Мною, — повелительно сказал Христос, — и предоставь мёртвым погребать своих мертвецов».

И человек из толпы, ни слова не говоря, пошёл за Иисусом.

— Ах ты, безбожник, — укоризненно говорила им вслед какая-то старуха, — ни жалости, ни стыда, а ещё на слово Божие ссылается…

Когда Христос прошёл несколько улиц, к Нему приблизился очень юный молодой человек, видимо взволнованный и опечаленный.

Христос узнал в нём одного из Своих учеников.

— Что с тобой? — спросил Христос.

— Учитель, — чуть не плача, проговорил юноша, — ты велел нам посещать заключённых в темницах. Я пошёл, но меня они не пустили, требовали пропуск, спрашивали, к кому и по какому делу. А когда я сказал, что хочу в темницу не к родственнику и не к знакомому, а потому, что Иисус велел посещать заключённых, они стали смеяться надо мной, а потом чуть не избили меня.

— Утешься, — сказал ему Христос, — так поступали и с пророками, бывшими прежде вас…

Ровно в двенадцать часов карета митрополита остановилась у дома генерал-губернатора.

Анания, в праздничной шёлковой рясе, в белом клобуке, по парадной мраморной лестнице взошёл в приёмную.

Низко кланялись ему лакеи, низко кланялись какие-то генералы и штатские в приёмной. Анания привычным жестом благословлял их, но лицо его было озабоченно и строго.

Генерал-губернатор сейчас же принял владыку.

— Я к вам, ваше превосходительство, — начал митрополит, усаживаясь в глубокое бархатное кресло, — по весьма важному делу.

— Чем могу служить вашему высокопреосвященству?

— Извините меня, ваше превосходительство; конечно, я не осмелился бы вторгаться в вашу, так сказать, гражданскую область, но есть нечто, что слишком соприкасается единовременно и с церковью, и, так сказать, с администрацией. Так вот, не изволили ли вы слышать, ваше превосходительство, о некоем человеке в странном одеянии, который расхаживает без паспорта по улицам столицы и учит народ не повиноваться Государю и Православной Церкви?

— Да, до меня доходило что-то такое, ваше высокопреосвященство, но нечто весьма туманное, так что я даже не мог понять, в чём дело, и полагал, что это или душевнобольной, или сектант.

— Вы отдали какое-нибудь распоряжение, ваше превосходительство?

— Да, я приказал наблюдать… и в случае чего донести мне.

— Ваше поручение, осмелюсь заметить, ваше превосходительство, — нервно передёргиваясь, проговорил владыка, — исполняется в высшей степени халатно.

— Вы меня тревожите, ваше высокопреосвященство.

— Это не сектант и не сумасшедший, это нечто похуже анархиста!

— Не может быть… Что же, и бомбы… и вообще…

— Он открыто призывает войска к возмущению, он врывается в зал заседания суда, он разгуливает, как ни в чём не бывало, по всем улицам, устраивает за городом массовки. И кроме того, творит срам и гнусность в православных храмах.

— То есть… что же, собственно, экспроприации… или… вообще…

— Лжечудеса, ваше превосходительство!

Генерал-губернатор несколько секунд с изумлением смотрел на владыку.

— Чу-де-са!.. — раздельно проговорил он.

— Лжечудеса, ваше превосходительство.

Генерал-губернатор поёжился на своём кресле:

— Но, ваше высокопреосвященство… это уж касается, так сказать, духовной администрации.

— Я полагаю, ваше превосходительство, что здесь затронуты оба ведомства.

— Да, конечно, косвенно это касается и нас. Но, однако, какие же это чудеса творит этот негодяй?

— Воскрешает мёртвых.

Генерал-губернатор чуть не упал со своего кресла. На минуту он был в уверенности, что владыка спятил. «Впрочем, может быть, я сплю, — бормотал генерал, — я читал где-то, что бывает что-то в таком роде». И незаметно для владыки ущипнул себя за ногу: «Нет, ничего, чувствую… Странно…»

— Да-с, ваше превосходительство, осмеливается врываться в православные храмы и там воскрешать мёртвых!

— Изумительно, — проговорил генерал-губернатор, с трудом приходя в себя.

С минуту молча смотрели друг на друга два администратора. Вдруг генерал-губернатор просиял:

— Теперь я всё понимаю! Очень, очень вам благодарен, ваше высокопреосвященство. Это, безусловно, относится к министерству внутренних дел. Не говорите более ни слова. Я сейчас скажу по телефону, и всё будет сделано.

— Уж будьте так добры, ваше превосходительство.