Барри Пейн - Переселение душ

— Филипп! — окликнул я его.

Он остался недвижим. Я тихо подошел к двери и открыл ее. Доктор, сиделка и миссис Блэйд ожидали меня в коридоре. Доктор с сиделкой вошли в кабинет, я остался с миссис Блэйд. На ее невозмутимом лице не отражалось никаких чувств. Я спросил ее об Уилмэй.

— Она собиралась лечь спать, сэр, молчит и выглядит измученной. Я думаю, ей надо отдохнуть.

— Да, вы правы.

Доктор вышел из кабинета С него словно спало напряжение.

— Не смогли бы вы зайти в библиотеку через несколько минут, мистер Дерример? — спросил он.

— Хорошо, — ответил я.

— Я подожду вас там.

Доктор вернулся в комнату, а я обратился к миссис Блэйд.

— Мне… — начал я.

— Мне кажется, — сказала она, — что будет лучше, если я сама сообщу Уилмэй. И кое-что надо будет сделать — я сама распоряжусь.

Я поблагодарил ее.

— Скажите Уилмэй, что я приду к ней, если она захочет.

— Да, сэр, скажу. Но вряд ли она захочет видеть сейчас кого-нибудь. Но если ее убедить…

— Нет, нет. Пусть будет так, как она хочет. Но вы скажите ей, что я здесь.

Я пошел в библиотеку, подумал и написал записку своей сестре. Я сообщил ей, что случилось, и попросил приехать на следующее утро. После этого отправил слугу с письмом на почту.

Был теплый летний день, но мне было зябко. Я сидел и дрожал, ожидая доктора. Он появился через час, мне же казалось, что прошла целая вечность.

Он принес извинения за то, что заставил себя ждать:

— Одна служанка закатила истерику, другая последовала ее примеру. Но обе наконец-то угомонились, и больше мои услуги врача здесь не нужны. Я переночую здесь, потому что, думаю, смогу оказаться вам полезным. Я хорошо знал мистера Эмори — относительно хорошо, если учесть, что знал его лишь последние три года, и был бы рад выполнить его последнюю волю. Он просил, чтобы я оставался с вами и дал мне кое-какие указания. Вы не против того, чтобы я вам помогал?

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал я. — Откровенно говоря, даже не знаю, что полагается делать в таких случаях. Буду рад и вашему совету, и вашему обществу. Надеюсь, это не отнимет у вас много времени?

— Ничуть. Мой помощник займется моими пациентами. Деревушка у нас крохотная — не думаю, что он переутомится.

Он позвонил:

— Картер, я буду ночевать здесь. Будьте добры, пошлите ко мне домой, чтобы мой слуга принес мои вещи.

Затем обратился ко мне:

— Вы уже что-нибудь сделали?

— Да ничего особенного. Я только написал моей сестре, миссис Энтерланд.

— Я о ней слышал от Эмори.

— Она завтра приедет. Берта очень любит Уилмэй, и, надеюсь, Уилмэй согласится переехать к ней.

— Думаю, так будет лучше. Ей лучше уехать отсюда вообще. Она впечатлительная девочка и должна быть подальше от места печальных воспоминаний…

— Как она сейчас?

— Я только что спрашивал миссис Блэйд. Она сказала, что Уилмэй чувствует себя нормально, но не хочет ни с кем видеться.

Он напомнил мне о документах в сейфе библиотеки, ключи от которого хранятся у миссис Блэйд.

— Пожалуй, следует просмотреть бумаги, возможно, некоторые дела нужно решить безотлагательно.

— Да, разобраться с документами нужно сегодня, — согласился доктор. — Эмори говорил мне о том, чтобы его кремировали, и просил, чтобы церемония прошла скромно, хотя, возможно, могут быть и другие указания.

Слуга сообщил, что миссис Блэйд хочет поговорить со мной.

— Хорошо, — сказал я, — я жду миссис Блэйд в гостиной.

Она вручила мне ключи и нерешительно сказала:

— Это насчет Уилмэй, сэр.

— Я вас слушаю.

— В доме ее нет, и я не знаю, куда она ушла.

— Но почему? — спросил я.

— Два года назад она тоже уходила — словно наказывала себя за что-то. И ее не было дома почти восемь часов.

— Восемь часов? Неужели ее не искали?

— Мистер Эмори не позволил. Он сказал, что она вполне самостоятельная девочка и может уходить и возвращаться когда угодно. И даже не разрешил расспрашивать о ней в деревне, чтобы не возбуждать лишних кривотолков. Она вернулась сама после обеда. Об этом не знал никто, кроме нас с мистером Эмори, и мы ее ни о чем не расспрашивали и не упрекали.

— Я понимаю, миссис Блэйд, но сегодня совсем другой случай. Бедная девочка! Она, должно быть, вне себя от горя. Вот-вот стемнеет. Мы просто обязаны найти ее, но без лишней огласки. Мы непременно должны что-то предпринять.

— Хорошо, сэр, — как-то неуверенно согласилась миссис Блэйд.

— Миссис Блэйд, — сказал я, — вы знаете Уилмэй с пеленок, может быть, у вас другое мнение?

— По-моему, нам не следует искать ее. Ничего хорошего из этого не выйдет. Она сейчас не в себе. Если дать ей волю, она где-нибудь отсидится ночью, но обязательно утром вернется. Она знает, что мы любим ее, и вернется, сэр, ради вас или ради меня.

«Что же делать? — задумался я. — Если я не пойду искать Уилмэй, то какой же я опекун, ведь я должен заботиться о ребенке, оберегать от опасностей; если же пойду, то поступлю против воли ее отца».

— Посоветуемся с доктором Ингволдом, — предложил я миссис Блэйд.

Доктор был полностью на стороне миссис Блэйд:

— Может, ночь на открытом воздухе и повредит ей слегка, но, насколько я ее знаю, скорей поможет ей.

И мы решили ничего не предпринимать до утра.

Позже вечером я узнал от доктора Ингволда некоторые подробности несчастного случая.

Рано утром Филипп выехал из конюшни на лошади, очень своенравной и нервной, но он дорого за нее заплатил и поэтому хотел ее объездить. Филипп сказал конюху, что ему надо съездить по делам на станцию и он поедет на этой лошади. Конюх напомнил, что она пугается грохота идущего поезда. Филипп знал об этом не хуже конюха, но решил ее еще раз испытать.

…Филиппа нашли в трех милях от железнодорожной станции. По одну сторону дороги там была крутая насыпь, огороженная в целях безопасности крашенным в белый цвет деревянным забором. Экипаж, лошадь и человек были найдены у подножия насыпи, а загородка, явно давно подгнившая, оказалась сломанной. Филипп не объяснил, как все произошло, сказал только, что сам во всем виноват.

Доктор Ингволд во многом мне помог, взяв на себя организацию похорон Филиппа.

А Уилмэй все не возвращалась, и я снова забеспокоился. Я боялся, вдруг она вернется ночью и окажется, что двери закрыты, в доме темно и все спят. И я решил провести эту ночь в библиотеке. Окна библиотеки выходили на верхнюю террасу сада. Я открыл ставни и поставил настольную лампу на подоконнике, чтобы Уилмэй увидела меня, когда вернется. Доктор отправился спать, но сказал, что спустится рано утром, чтобы сменить меня и позволить мне вздремнуть пару часов.

В сейфе я нашел бумаги, адресованные мне. Я сложил их на столе у лампы, пододвинул кресло, зажег трубку, вскрыл конверты и начал изучать их содержимое. В доме стояла гнетущая тишина. Казалось, даже неодушевленный дом сокрушается и горюет о нелепой смерти хозяина. Эта мысль настолько овладела мной, что даже шелест бумаг и скрип кресла казались неуместно громкими. Нервы обостряются до предела, когда человек сидит один ночью после пережитого днем потрясения.