Анри Мюрже - Сцены из жизни богемы

Несколько дней спустя Жак скончался. Похороны его совпали с открытием художественной выставки, поэтому никто из «водопийц» не пришел его проводить.

– Искусство – прежде всего,– изрек Лазар.

Семья Жака была бедная, и своего места на кладбище у нее не имелось.

Его похоронили где пришлось.

Читатель, вероятно, помнит, как Марсель продал еврею Медичи свою знаменитую картину «Переход через Чермное море», которой суждено было стать вывеской съестной лавки. Продажа ознаменовалась роскошным ужином, который еврей пообещал богемцам как надбавку к плате за картину. На другой день Марсель, Шонар, Коллин и Родольф проснулись очень поздно. Еще одурманенные винными парами, они никак не могли припомнить события минувшего вечера. Когда с соседней колокольни донесся полуденный благовест, друзья переглянулись с печальной улыбкой.

– Церковный колокол сзывает род людской в трапезную,– сказал Марсель.

– Да,– согласился Родольф,– наступил торжественный час, когда всякий порядочный человек направляется в столовую.

– Неплохо бы и нам стать порядочными, – проронил Коллин, для которого каждый день был днем святого Аппетита.

– О молочная ферма моей кормилицы! О лакомство, которым меня угощали в младенчестве четыре раза в день! Где ты? – подхватил Шонар.– Где ты? – повторил он с мечтательной и нежной грустью.

– И подумать только, что сейчас в Париже поджаривают по меньшей мере сто тысяч котлет! – вздохнул Марсель.

– И столько же бифштексов,– добавил Родольф.

В то время как друзья обсуждали ежедневную роковую проблему завтрака, снизу, из находившегося в их доме ресторана, словно на смех неслись голоса официантов, которые наперебой выкрикивали заказы посетителей.

– Хоть бы замолчали, злодеи! – досадовал Марсель.– Каждое слово как удар кирки у меня в желудке: пустота в нем все увеличивается.

– Ветер северный,– глубокомысленно проговорил Коллин, указывая на флюгер, метавшийся на соседней крыше.– Значит, завтрака у нас сегодня не будет. Стихии против нас.

– Откуда ты это взял? – спросил Марсель.

– Это мое метеорологическое открытие,– продолжал философ.– Северный ветер почти всегда приносит воздержание. Зато южный обычно предвещает радость и обильную еду. Философы называют это предуведомлением свыше.

Натощак Гюстав Коллин всегда бывал зверски остроумен.

В этом миг Шонар погрузил руку в бездну, называвшуюся карманом, и тут же с воплем вытащил ее.

– Караул! Кто-то залез ко мне в карман! – кричал он, стараясь высвободить палец из клешней живого омара.

Вслед за ним закричал и Марсель. Он машинально пошарил у себя в кармане и неожиданно открыл там Америку, о которой совсем позабыл, а именно те полтораста франков, которые уплатил ему накануне Медичи за «Переход через Чермное море».

Тут все четверо сразу вспомнили вчерашние события.

– Шапки долой, господа! – воскликнул Марсель, высыпая на стол горсть монет, среди которых трепетно поблескивали пять-шесть новеньких червонцев.

– Как живые! – умилился Коллин.

– Что за звон! – восхищался Шонар, позвякивая золотыми.

– До чего хороши медальки! – Родольф.– Прямо-таки кусочки солнца. Будь я королем, я выпускал бы одни только червонцы и приказал бы чеканить на них профиль моей возлюбленной.

– Подумать только, ведь есть страна, где кусочки золота валяются на земле, как простые камушки,– заметил Шонар.– Было время, когда американцы давали четыре таких кусочка за два су. Один мой предок посетил Америку, и желудок краснокожих стал его могилой. Это нанесло большой ущерб всей нашей семье.

– Но откуда же взялось это существо? – спросил Марсель, глядя, как омар ползет по полу.

– Теперь припоминаю,– признался Шонар.– Вчера я заглянул на кухню Медичи, и это пресмыкающееся, надо полагать, нечаянно свалилось мне в карман – ведь они подслеповаты. Но раз уж он попался ко мне,– добавил Шонар,– мне хочется его у себя оставить. Я его приручу и окрашу в красный цвет, тогда вид у него будет повеселее. Я скучаю по Феми, он составит мне компанию.

– Господа! Обратите внимание,– воскликнул Коллин.– Флюгер повернул на юг. Завтрак у нас будет!

– Еще бы,– поддакнул Марсель, хватая червонец.– Вот мы сейчас его сварим, да еще с приправой!

Началось длительное и обстоятельное обсуждение меню. Каждое блюдо вызывало споры и ставилось на голосование. Омлет, предложенный Шонаром, после тщательного изучения вопроса был отвергнут, а также и белые вина, против которых Марсель произнес вдохновенную речь, доказавшую его солидные познания в виноделии.

– Всякое вино прежде всего должно быть красным!– провозгласил художник.– И слушать не хочу о белых!

– А как же шампанское? – заметил Шонар.

– Ну и что? Это просто сидр пошикарнее, брандахлыст для эпилептиков! Я бы отдал все подвалы Эпернэ и Аи за бочонок бургундского. К тому же, мы с вами не собираемся обольщать гризеток или сочинять водевиль. Я против шампанского!

Когда меню было окончательно принято, Шонар и Коллин отправились в ближайший ресторан заказать завтрак.

– Не затопить ли камин? – предложил Марсель. – Отличная идея, это будет вполне своевременно,– поддержал его Родольф.– Термометр давно уже советует нам это! Затопим камин! Вот он удивится-то!

Родольф выбежал на лестницу и крикнул Коллину, чтобы он попутно распорядился и насчет дров.

Немного погодя Шонар и Коллин вернулись, а вслед за ними явился человек с большой вязанкой дров.

Марсель стал рыться в столе, разыскивая ненужные бумаги для растопки, и вдруг вздрогнул, увидев письмо, написанное знакомым почерком. Незаметно для приятелей он прочел его.

То была записочка, нацарапанная Мюзеттой карандашом и относившаяся к тому времени, когда девушка жила у Марселя. Записочка была написана ровно год тому назад. Она состояла лишь из нескольких строк:

«Мой милый!

Не беспокойся, я скоро вернусь. Я пошла немного пройтись, чтобы согреться, в комнате стужа, а торговец дровами крепко спит. Я отломила у стула две последние ножки, но они сгорели так быстро, что и яйца нельзя было бы сварить. А ветер врывается в разбитое окно и разгуливает по комнате словно у себя дома, он нашептывает мне разные дурные советы, и если бы я его послушалась, ты бы огорчился. Лучше немного погулять, я взгляну, что делается в ближайших магазинах. Говорят, есть бархат по десять франков метр. Просто не верится, надо самой взглянуть. К обеду вернусь.

Мюзетта».

– Бедная девушка! – прошептал Марсель, пряча записку в карман. И он на минуту задумался, обхватив голову руками.

К тому времени богемцы давно уже находились на холостом положении, если не считать Коллина, возлюбленной которого по-прежнему никто не видел и не знал по имени.