Джон Пристли - Добрые друзья

— Красиво здесь, правда? — неожиданно спросила миссис Типстед. — Всегда любила эти места… И вообще я люблю красивую природу. Вот Эрику — моему мужу — нет дела до природы. Опять я за свое… Все, больше ни слова! — Она с размаху вжалась в сиденье.

— Нет-нет, продолжайте, если хотите, — сказала мисс Трант. Она была бы рада добавить что-нибудь тактичное и сердобольное, но не смогла сформулировать фразу, которая бы верно отражала ее чувства: нечто среднее между грубым безразличием и грубым же любопытством.

Ее спутница молчала минуту или две, потом ее мысли вновь потребовали выхода.

— Вы знаете, я бы так не расстроилась, — вдруг заявила она, — если бы он был со мной честен, если бы сразу сказал, что да как. Но он сбежал, как последний трус! Оставил мне крошечную записку! Я бы даже не знала, где он, не приди утром это письмо из Шеффилда — ну, с ее адресом. Конечно, я и раньше догадывалась, что он погуливает. Нет дыма без огня, верно? Когда муженек стал каждый вечер пропадать, я сразу заподозрила неладное. «Дела», — говорит, и поминай как звали! А на мне вся лавка… Видите ли, мы держим небольшой магазинчик — конфеты, табачок, газеты и прочее, — и еще Эрик занимается страхованием. Ему и раньше приходилось уезжать по вечерам, но чтоб так часто! И я почувствовала, как он изменился — мы сразу чувствуем, правда? Хочет он втихомолку улизнуть, а тут я — он как вскинется, как заорет, мол, да что ты понимаешь в моих делах, не мешай работать и всякое такое. Ну, вы же знаете, когда они так заводятся, значит, рыльце в пушку. Это их совесть мучает, я считаю. Они понимают, что нашкодили, вот и бесятся. Сущие дети! Ну, я сперва делала вид, будто ничего не замечаю. А как иначе?

Им навстречу выехала большая машина. Она мчалась чуть ли не посреди дороги, и мисс Трант пришлось уделить ей внимание. Когда угроза миновала, она поняла, что совершенно ничего не смыслит в брачной тактике.

— Не знаю, — ответила она.

— Конечно, не знаете! Простите, я запамятовала. Так вот, тут либо сразу выводишь мужа на чистую воду, либо пускаешь все на самотек — будь что будет. Ну, я и пустила, добрая душа, теперь жалею. Чтоб я еще раз так сглупила! Я думала, что знаю его как облупленного. — Она помолчала и продолжила: — Его я и впрямь знаю! А вот ее нет. Но мне уже кое-что порассказали, иначе меня бы здесь не было. Будь она хоть немного другой, я бы отпустила его на все четыре стороны. Есть у меня гордость или нет, в конце-то концов? Но его же попросту втянули в эту интрижку! Она его поманила, а он пошел. Я его знаю.

Тут она замолчала и свирепо уставилась вперед, на дорогу к Шеффилду, где бедный Эрик ждал свою спасительницу.

Вспомнив странную парочку в столовой, мисс Трант заключила, что миссис Типстед правильно оценивает положение. Персонажи забавной сценки вдруг превратились для нее в живых людей. Это было странно, даже пугало. Биение настоящей жизни под маской гротеска на миг внушило мисс Трант неприязнь; она понимала, что это неправильно, что думать так нехорошо. Это малодушный и гадкий снобизм, так рассуждают — о, ужас! — старые девы. Ей ничуть не хотелось замуж, особенно теперь, но при мысли о стародевичестве мисс Трант невольно содрогнулась. Нельзя так противиться событиям, людям, жизни, в конце концов, — надо принимать ее такой, какая она есть.

— До Шеффилда всего восемь миль, — объявила она.

— Знаете, мисс Трант… — Миссис Типстед помедлила. — Нам ведь можно чуток задержаться, правда? Я бы выпила чашечку чая, если удастся отыскать приличное место. Я с утра ничего не ела и страшно ослабла. Хорошо бы немного перекусить, как думаете?

— Вы совершенно правы! — с жаром ответила мисс Трант. — Выпьем чаю в ближайшей приличной закусочной.

Они подъехали к чайной и с удовольствием уселись за столик. Чай для миссис Типстед означал разговор по душам: после двух чашек она завела рассказ о сегодняшнем жутком утре. Обнаружив письмо, миссис Типстед призвала на помощь брата Вилли, который не раз ездил в Шеффилд и знал телефоны двух-трех гостиниц, где беглецы могли остановиться на обед.

— Но мы не стали звонить, покуда сами не отправились в путь. Из Личфилда, — добавила миссис Типстед. — Мы там живем.

— Личфилд! Так вот почему она сказала «Джонсон» [26] Сэмюэл Джонсон (1709–1784) — один из наиболее выдающихся английских литераторов, поэт, биограф и лексикограф, создатель «Словаря английского языка», над которым он трудился девять лет. Джонсон родился в Личфилде. ! — Мисс Трант почувствовала себя Шерлоком Холмсом (он с детства был ее любимым литературным героем). Долгими вечерами, годы напролет, она читала полковнику босуэлловскую «Жизнь Сэмюэля Джонсона», и отцовское увлечение Босуэллом и Гиббоном навсегда закрыло для мисс Трант тему восемнадцатого века.

— Что? Какой еще Джонсон? — Миссис Типстед уставилась на нее поверх намазанного маслом кекса.

— Ну, когда официантка позвала Типстеда, та женщина сказала, что его фамилия — Джонсон.

— Вот видите! — с горьким ликованием воскликнула миссис Типстед. — Он бы никогда такое не сказал. Но с этой бестии станется! Каких только слухов о ней не ходит! Что она из себя представляет?

Мисс Трант дала краткое и нелестное описание блондинки.

— Так и думала. Самое смешное, что я никогда ее не видела. Сдается, в Личфилде она недавно, три или четыре месяца — буфетчицей работает. До этого вроде как играла в театре, Вилли мне сказал. Ну, вы поняли, что за порода. Хотя… вы ведь настоящая леди, мисс Трант, откуда вам знать? Я и сама в этом ничего не понимаю, никогда не таскалась по театрам, гостиницам и прочая. А вот Эрик — тот да. Всегда считал, что из него вышел бы хороший актер. И впрямь, комик был бы первый сорт — я порой хохочу до упаду, когда он кривляться начинает. Чую, на это она и клюнула — ну, еще на его внешность, конечно. Небось ходил туда каждый вечер, набирался малость и строил из себя комика — делов-то. А я гнула спину в лавке, вечер за вечером, вечер за вечером! — Тут она умолкла, борясь с гневом и слезами. — Мисс Трант, не хотите ли еще чашечку? Наверняка хотите!

Мисс Трант не хотела. Она была занята попытками увязать щеголя, кривляку и донжуана, которого нарисовала миссис Типстед, с робким кроликом из гостиницы.

Миссис Типстед налила себе еще чаю и, отпив глоток, продолжала откровенничать:

— Я вам расскажу, из-за чего он так изменился. Тогда я не могла поверить нашей удаче, а теперь смотрите, чем все обернулось… В марте Эрик занял первое место в конкурсе — выиграл пятьсот фунтов!

— Пятьсот фунтов! — Мисс Трант искренне удивилась. В ее представлении мистер Типстед в принципе не мог ничего выиграть, а уж пятьсот фунтов и подавно.

— Пятьсот фунтов, — со скорбной гордостью подтвердила его жена. — За «искорки», это такие короткие смешные фразы и поговорки. Он месяцами посылал в газету свои сочинения, заполнял купоны и отправлял их шестипенсовым почтовым переводом, пока однажды я не сказала: «Ох, ради Бога, Эрик, прекрати! Ты столько денег и времени потратил на эти искорки, что они у меня из глаз скоро посыплются». Конечно, сочинял он здорово, но я думала, что его искорок никто не читает, а призы отдают первым попавшимся участникам. А через две недели — то был вторник — пришли к нам два молодчика, один с фотоаппаратом, другой просто так, и сказали нам, что Эрик выиграл первый приз. Они нас сфотографировали, а под снимком — «Мистер и миссис Типстед получают чек от нашего представителя», — разместили длинное интервью: ну, как мы рады, на что потратим выигрыш и всякое такое. Я хотела, чтобы Эрик вложил деньги в страхование или купил магазин побольше, но он меня не слушал. А что я могла? Это его выигрыш, не мой. В общем, он захотел щегольнуть: купил машину, новые костюмы, то да се. Конечно, вся эта кутерьма с интервью и машиной вскружила ему голову. Вилли говорит, в городе его не иначе как «лорд Типстед» величают — с издевкой, ясно дело, но, по мне, так ему просто завидуют. За Эриком сразу стали увиваться женщины — у них нынче других дел нет, только за чужими мужьями бегать. Тогда-то и появилась эта бестия, проклятая разлучница, я таких разве что в кино видала. Вам не кажется, что у этого масла странный вкус, мисс Трант?