Джон Пристли - Другое Место. Рассказы

— Если это вообще возможно, то сейчас они должны были бы проснуться, — ответила мисс Феррар.

— Вот именно, — согласился мистер Барт снисходительно. — Вы были грандиозны, Айртон. Но этих ничем нельзя расшевелить.

— Можно, можно.

Король демонов, который как видно, очень вошел в образ, потому что еще не возвратился к обычным интонациям, щелкнул своими длинными пальцами приблизительно в направлении зрительного зала, издал короткий смешок, повернулся и вдруг бесследно исчез, что, впрочем, и нетрудно было сделать, так как за кулисами всегда уйма народу.

Полчаса спустя мистер Барт, его директор и помощник режиссера пришли к единодушному выводу, что в Браддерсфорде что-то неладно. Должно быть, вино в этом городе лилось, как вода, — другого объяснения не было.

— Или они все пьяны, или я! — кричал помощник режиссера.

— Двадцать пять лет показываю им феерии, — сказал мистер Барт, — но такого никогда не видел.

— Зато по крайней мере никто не может сказать, что они недовольны.

— Недовольны! Они слишком довольны! Они там все с ума посходили. Честно говоря, мне это даже не нравится. Уж слишком это хорошо.

Помощник режиссера взглянул на часы.

— Во всяком случае, спектакль здорово затягивается. Интересно, когда мы кончим с такими темпами? Если так пойдет каждый вечер, придется настричь купюр на час, не меньше.

— Вы только послушайте, что там творится, — сказал мистер Барт. — И это ведь самая старая хохма во всем спектакле. Вы только послушайте! Нет, черт возьми, они все выпивши!

Что же произошло? А вот что: просто-напросто публика вдруг решила вести себя так, как в Браддерсфорде не было принято. За браддерсфордцами давно установилась печальная слава людей, которым трудно угодить — и не по причине особой изысканности их вкуса, а главным образом потому, что если уж им приходится выкладывать деньги, то они требуют взамен чего-нибудь такого, что оправдало бы затраты, и обычно приходят в места увеселения в мрачном и подозрительном расположении духа. Наиболее выносливые импресарио любят показывать свои премьеры именно в Браддерсфорде, зная, что если спектакль прошел там, он пройдет где угодно. Однако последние полчаса принесли столько смеха и аплодисментов, сколько театр «Ройял» не слышал и за полгода. Каждый выход вызывал бурю рукоплесканий. Самые пустяковые и заезженные шутки и трюки заставляли весь театр визжать, реветь и ходить ходуном. После каждого музыкального номера раздавались настойчивые требования биса. Даже арестанты, специально выпущенные из тюрьмы ради этого спектакля, вряд ли оказались бы более благодарной аудиторией.

— Знаете, — сказал Джонни Уингфилд, вернувшись со сцены, где он изображал старуху, преследуемую коровой, — мне что-то страшновато. Что с ними такое? Это что — новый способ освистывать?

— Меня не спрашивайте, — сказала Первая травести-мальчик. — Я здесь всегда была любимицей публики, это вам может подтвердить мистер Барт, поэтому я нисколько не удивилась, что они так принимают меня, но что они делают теперь! Устраивать столько шума буквально из ничего — это же курам на смех! И спектакль затягивается.

Еще через четверть часа этого дикого восторга, этого бреда мистер Барт недовольно говорил, обращаясь к Первой девочке и стоя к ней более чем вплотную, против чего Первые девочки, как правило, не возражают:

— Слушайте меня, Элис. Если это сейчас не прекратится, я выйду на сцену и призову их к порядку. Вот никогда бы не поверил, что они могут так себя вести. Кстати, забавная вещь: только что я кому-то сказал… постойте, кому же это? В общем, я сказал, что мне хотелось бы, чтобы эта публика немножко расшевелилась. Ну, теперь я беру свои слова обратно. Вот так.

Они явственно услышали чей-то довольный смех — негромкий, но сочный.

— Эй! — закричал мистер Барт. — Кто там? Что еще за шуточки?

Поблизости никого не было.

— По голосу похоже на Кирка Айртона, — сказала Первая девочка.

Но Айртона нигде не было видно. Два человека, произведшие розыски в его уборной и около нее, вернулись ни с чем. Но до следующего выхода Айртона оставалось еще около часа, и ни у кого не нашлось времени проверить, не напивается ли он снова. Странно, однако, что неистовство публики прекратилось так же внезапно, как и началось, и еще задолго до антракта она стала прежней невозмутимой браддерсфордской публикой, упрямо дожидающейся развлечения, которое стоило бы выложенных денег. Феерия шла своим чередом, в точности как на репетиции, пока не настало время очередного выхода демонов.

Джек, найдя Волшебный Колодец и скатившись с холма, должен был забрести в таинственную пещеру и немного в ней отдохнуть. По крайней мере он объявил, что собирается отдохнуть, но, изображаемый крупной и пышнотелой женщиной и, по-видимому, наделенный неугомонным женским темпераментом, он вместо этого с большим удовольствием спел популярную песенку. В конце песни, когда Джек снова объявил, что сейчас он отдохнет, из люка должен был появиться Король демонов. Тут снизу, где стояла наготове подкидная доска, сообщили, что Король демонов не пришел и выстреливать на сцену некого.

— Куда, ну куда, к черту, девался Айртон? — стонал помощник режиссера, посылая людей на поиски во все концы театра.

Момент настал. Джек проговорил свою реплику, и помощник режиссера из кулисы делал актрисе отчаянные знаки. Джек взвизгнул, и это стало самым жизненно правдивым эпизодом во всей феерии. Дело в том, что здесь в тексте была ремарка «пугается», и Джек, вне всякого сомнения испугался (вернее, испугалась) по-настоящему, ибо еще не отзвучала реплика, как все увидели страшную зеленую вспышку, затем ослепительное малиновое сияние, и перед Джеком возник появившийся буквально ниоткуда Король демонов. Теперь Джек был в плену, где ему предстояло дожидаться своих спасителей — Джил и Королевы фей. Тут, очевидно, у Первого мальчика внезапно обнаружились актерские способности, о которых прежде никто не догадывался, или актриса действительно была насмерть перепугана, потому что она стала похожа на огромного кролика, затянутого в трико. Это не предусмотренное режиссурой появление Короля демонов вывело ее из равновесия, и она то и дело бросала в кулисы беспокойные взгляды.

После долгих споров, во время которых было немало выпито, в феерию решили ввести новую танцевальную сцену в виде адского балета. Король демонов, желая поразить своего пленника и продемонстрировать ему свое могущество, прикажет своим подданным танцевать — разумеется, не раньше, чем сам он позволит себе спеть кое-что в сопровождении своей верной шестерки. Об этой сцене в Браддерсфорде говорят и сегодня. Только в тот вечер, один-единственный раз, ее видели во всем блеске, но этого оказалось достаточно, ибо она вошла в местные хроники, и в браддерсфордских барах часто держат пари, вспоминая, что и как тогда было, и призывают хозяина заведения рассудить спорящих. Сначала Король демонов спел свой второй номер в сопровождении баритона из методистской церкви и его товарищей. Сделал он это просто великолепно, и шестерка во главе с баритоном-методистом, начавшая довольно вяло, под его свирепым взглядом тоже стала выше всяких похвал. После чего Король демонов призвал своих танцующих подданных, взятых из труппы под названием «Веселые йоркширские девочки Тома Барта» и наряженных в изящные, но с некоторой чертовщинкой красные и зеленые одежды. Пока «Веселые йоркширские девочки» танцевали на авансцене, шестеро демонов-слуг делали на заднем плане какие-то ритмические движения, намекая, что они тоже могли бы танцевать, если бы захотели; этот намек, как знал и помощник режиссера и сам режиссер, был чистейшим обманом. В действительности шестеро браддерсфордских баритонов не умели танцевать и не стали бы даже пробовать по причине своей неуклюжести и упрямства.