Фрэнк Маккорт - Прах Энджелы. Воспоминания

Папка. Настроение у нее хорошее.

В половине шестого мужчины заканчивают работу, и над городом воют гудки и сирены. Мы с Мэлаки ждем – не дождемся папу, потому что мы знаем: когда отец работает и приносит домой зарплату, детям положен пятничный пенни. Нам рассказали об этом ребята, у которых папы работают, и мы надеемся, что после чаепития сможем пойти в лавку Кэтлин О’Коннел и купить конфет. А если мама расщедрится, может, она даст нам по два пенни, чтобы мы на следующий день сходили в «Лирик Синема» на фильм с Джеймсом Кэгни.

Мужчины возвращаются из магазинов и с фабрик и расходятся по переулкам, где ужинают, умываются и идут в паб. Женщины идут в «Колизеум» или «Лирик Синема» смотреть кино. Они покупают конфеты и сигареты «Уайлд Вудбайн», а те, чьи мужья хорошо зарабатывают, балуют себя шоколадом «Блэк Мэджик». Женщины обожают романтические фильмы, и когда финал трагический, или прекрасный юноша расстается с возлюбленной, а потом погибает от рук индусов или других некатоликов, они плачут, не жалея слез.

Нам приходится ждать, пока папа пешком пройдет три мили от цементного завода до дома. Без папы пить чай нам нельзя, и это тяжкое испытание, потому что изо всех окон в переулке доносятся вкусные запахи. Мама говорит: хорошо, что зарплату выдают по пятницам, когда мясо есть нельзя, потому что от запаха бекона или сосисок с ума сойдешь. Все равно, мы можем поесть хлеба с сыром и выпить из баночки чаю с молоком и сахаром, и чего еще душе желать?

Женщины ушли в кино, мужчины в пабы, а папы все нет дома. Мама говорит, что до цементной фабрики далеко – впрочем, он ходит быстро. Но глаза у нее на мокром месте, и она больше не поет. Мама сидит у огня, курит «Уайлд Вудбайн», которые взяла в кредит у Кэтлин О’Коннел. Сигарета – единственное ее утешение, и мама никогда не забудет Кэтлин за ее доброту. Не знаю, сколько можно кипятить воду в котелке, говорит мама. Нет смысла заваривать чай, пока папы нет дома, потому что он станет упрелый и слишком крепкий, и пить его будет нельзя. Мэлаки говорит, что проголодался, и мама для поддержания сил дает ему кусочек сыра с хлебом. Может, эта работа – наше спасение, говорит она. Папе с его акцентом так тяжело было найти работу, и если он не удержится, не знаю, что мы будем делать.

На улочке темно, и нам приходится зажечь свечу. Мама дает нам чай с хлебом и сыром, потому что мы уже такие голодные, что не можем ждать ни минуты. Она сидит за столом, жует кусочек сыра с хлебом, курит «Уайлд Вудбайн», потом идет к двери и смотрит, не видать ли в переулке папу, и вспоминает, как в день зарплаты мы искали его по всему Бруклину. Однажды мы все вернемся в Америку, говорит она, и поселимся в теплой квартирке с туалетом в коридоре, как на Классон Авеню, а не с помойной ямой, как у нас тут за дверью.

Женщины возвращаются домой из кино и смеются, мужчины идут из пабов и поют. Мама говорит, что ждать больше нет смысла. Если папа просидит в пабах до самого закрытия, от зарплаты ничего не останется, так что мы можем укладываться спать. Она лежит в постели с Майклом на руках. На улочке тихо, и я слышу, как она плачет, хотя она закрылась старым пальто, а откуда-то издали доносится голос отца.

Я знаю, что это мой отец, потому что в Лимерике он один поет песню о Родди Маккорли, который умрет на Тумском мосту, и другие песни Севера Ирландии. Он поворачивает за угол, и в начале переулка заводит «Кевина Барри». Поет куплет, останавливается, хватается за стену, рыдает по Кевину Барри. Люди выглядывают в окна и двери и просят: уймись ты, Христа ради. Нам с утра на работу вставать. Иди домой и там горлань, патриот несчастный.

Он стоит посреди улочки и велит всем на свете посторониться, он готов сражаться, бороться и умереть за Ирландию, чего о жителях Лимерика, увы, не скажешь – они, как всем известно, якшались с вероломными саксами.

Папа пинком распахивает дверь и поет:

And if, when all a vigil keep

The West’s asleep, the West’s asleep!

Alas! And well my Erin weep

That Connacht lies in slumber deep,

But hark! A voice like thunder spake

The West’s awake! The West’s awake!

Sing, Oh, hurrah, let England quake,

Will watch till death for Erin’s sake!

Энджела, Энджела, в доме есть капелька чаю? – кричит он маме снизу лестницы.

Мама молчит, и он кричит снова: Фрэнсис, Мэлаки, спускайтесь сюда. А ну-ка, ребятки, кому пятничный пенни?

Я хочу спуститься и получить пятничный пенни, но мама плачет, прижав ко рту пальто, и Мэлаки говорит: обойдусь как-нибудь. Себе пусть возьмет.

Папа взбирается по лестнице, объясняя нам попутно, что наш долг - умереть за Ирландию. Он чиркает спичкой и зажигает свечу возле маминой постели. Держа свечу над головой, папа марширует по комнате и поет:

See who comes over the red-blossomed heather,

Their green banners kissing the pure mountain air,

Heads erect, eyes to front, stepping proudly together,

Sure freedom sits throned on each proud spirit here.

Майкл просыпается и начинает реветь, наши соседи, Хэнноны, стучат нам в стену, мама говорит папе, что он всех нас позорит, и шел бы он из дому прочь.

Со свечой над головой папа замирает посреди комнаты, вытаскивает из кармана пенни и машет им передо мной и Мэлаки. Вот, ребятки, пятничный пенни. А ну-ка, солдаты мои, марш из постели, стройсь! Поклянитесь умереть за Ирландию, и будет вам пенни.

Мэлаки садится на постели. Не надо мне пенни, говорит он.

Я тоже говорю, что мне не надо.

Папа минуту стоит, качаясь, и кладет пенни обратно в карман. Он поворачивается к маме, и мама говорит: сегодня ты в этой постели спать не будешь. Со свечей он уходит по лестнице вниз, засыпает на стуле, утром опаздывает на работу, его увольняют с бетонного завода, и мы снова живем на пособие.

Преподаватель говорит, что пора нам готовиться к Первой Исповеди и Первому Причастию, учить наизусть все вопросы и ответы катехизиса, дабы мы стали добрыми католиками, которые знают, что такое хорошо и что такое плохо, и смогут умереть за веру, если понадобится.

Преподаватель говорит, что умереть за веру – великая честь, папа говорит, что умереть за Ирландию – великая честь, и я думаю, а надо ли хоть кому-нибудь, чтобы мы жили? Мои братья умерли, и сестра умерла, и мне хотелось бы знать, за что они умерли - за Ирландию или за веру. Им было рано умирать за что бы то ни было, говорит папа. Мама говорит, что они умерли от голода и болезней, потому что наш отец вечно сидит без работы. Папа говорит: och, Энджела, надевает кепку и надолго уходит гулять.

Преподаватель говорит, что каждый из нас должен принести три пенса за катехизис с зеленой обложкой. В нем изложены все вопросы и ответы, которые нам надо выучить наизусть, прежде чем мы приступим к Первому Причастию. Старшие ребята-пятиклассники готовятся к Конфирмации, и у них толстые катехизисы с красными обложками, которые стоят шесть пенсов. Я хотел бы стать постарше и важно вышагивать с красным катехизисом, но вряд ли доживу до тех пор, ведь все считают, что мне придется умереть за то или это. Мне хотелось бы узнать, почему на свете столько взрослых, которые ни за Ирландию, ни за веру не умерли, но я понимаю, что за такой вопрос мне отвесят тумака или отправят играть на улицу.