Фрэнк Маккорт - Прах Энджелы. Воспоминания

Придется спросить у Мики Моллоя - он по-прежнему Знаток по части Девичьих Тел и Непристойностей Вообще.

Билли говорит, что если мы хотим стать великими футболистами, нам надо тренироваться, и предлагает встречаться для этого в парке. Я раздаю ребятам сердечки; они ворчат, и я говорю: кому не нравится - сами идите домой и режьте на кусочки материны платья и блузки.

На нормальный мяч у нас денег нет, поэтому один из ребят приносит набитый тряпьем овечий мочевой пузырь. Мы гоняем его по лугу, так что в нем появляются дырки и оттуда вываливаются тряпки, и вскоре нам надоедает пинать мочевой пузырь, от которого едва что осталось. Встречаемся завтра, говорит Билли, то есть, в субботу утром - идем в Баллинакурру, посмотрим, удастся ли бросить вызов богатеньким из «Крешент Колледжа»; сыграем семеро против семерых. И всем прикрепить к рубахам красные сердечки, говорит он, пусть это всего лишь тряпки.

Мэлаки идет домой пить чай, а мне надо повидаться с Мики Моллоем и узнать, почему я родился раньше срока. Мики выходит из дома вместе со своим отцом, Питером. Сегодня Мики исполняется шестнадцать, и отец ведет его в «Боулерс Паб» угощать первой пинтой. Нора Моллой кричит с порога Питеру вслед: если вы туда пойдете - можете не возвращаться. Она больше не собирается печь хлеб и не ляжет в психушку; если ребенок вернется домой в пьяном виде, она в Шотландию уедет – и поминай как звали.

Ладно, Циклоп, говорит Питер Мики, не обращай на нее внимания. Матери в Ирландии - извечные противники первой пинты. Когда меня отец вел угощать первой пинтой, моя мать чуть не убила его сковородкой.

Мики спрашивает Питера, можно ли мне с ними пойти и выпить лимонаду.

В пабе Питер всем объявляет, что Мики пришел за первой пинтой, и все мужчины хотят его угостить, но Питер говорит: нет, что вы, беда будет, если он хватит лишку и совсем отвратится от этого дела.

Пинты налиты, и мы сидим у стены – Мики и его отец с пивом, я с лимонадом. Мужчины желают Мики всего наилучшего в дальнейшей жизни; все-таки, говорят, как удачно он тогда, много лет назад, свалился с трубы - то была милость Божия, ведь припадки с тех пор у него прекратились; и до чего жаль того калеку, бедного Квазимодо Дули, который умер от чахотки - он так старался, говорил на тамошний манер, чтобы попасть на «Би-Би-Си», – хотя ирландцу там все равно не место.

Питер беседует с товарищами, а Мики потягивает первую свою пинту и шепчет мне: не сказал бы, что мне нравится, только отцу моему не говори. Потом он сообщает мне, что в тайне от всех осваивает английский акцент, чтобы стать диктором на «Би-Би-Си», как мечтал Квазимодо. Он говорит, что может вернуть мне Кухулина: на кой он нужен диктору Би-Би-Си? Ему теперь шестнадцать лет, и он хочет уехать в Англию, и я услышу его по радио «Би-Би-Си», если раздобуду радиоприемник.

Я рассказываю ему про свидетельство о браке, и о том, что Билли Кэмпбелл говорил, должно пройти девять месяцев, а я родился через пол-срока, и может он знает, вдруг я чудо какое-то.

Не-а, говорит он, ты байстрюк. Гореть тебе в аду.

Мики, нечего обзываться.

А я не обзываюсь. Так зовут тех, кто появился на свет, когда родители были женаты меньше девяти месяцев – кого вне брака зачали.

Как это?

Что как?

Зачали.

Ну, сперма попадает в яйцеклетку, яйцо начинает расти, а через девять месяцев получаешься ты.

Ничего не понимаю.

Он шепчет: та штука, которая у тебя между ног – это счастье. Называют и по-другому – член, хрен, сосиска, пипетка, - но мне все это не нравится. Ну и вот: твой отец сунул свое счастье в твою мать, впрыснул в нее семена, получилось яйцо, а из него вышел ты.

Я не яйцо.

Ты яйцо. Когда-то все были яйцами.

А почему я должен гореть в аду? Я не виноват, что я байстрюк.

Все байстрюки обречены на вечные муки. Как и некрещеные младенцы, которые навсегда попадают в лимб и выбраться оттуда не могут, хотя ни в чем не виноваты. Вот и думай, какой Он, Наш Господь на этом Своем Престоле, что ни капли не жалеет бедных некрещеных детей. Поэтому я сам в церковь теперь ни ногой. В любом случае, гореть тебе в аду. Тебя зачали, когда твои предки не еще были женаты, поэтому ты грешник.

Что же мне делать?

Ничего - все равно в ад попадешь.

Может, свечку зажечь, а?

Попробуй Деве Марии помолиться. Обреченные - это по Ее части.

Но у меня нету пенни на свечку.

Ладно, ладно, вот тебе пенни. Вернешь, когда работу найдешь – лет через сто. Разорительное это дело - быть Знатоком Девичьих Тел и Непристойностей Вообще.

Бармен отгадывает кроссворд и спрашивает у Питера: «наступление» - а по смыслу противоположное - это что?

«Отступление», отвечает Питер.

Точно, говорит бармен, у всего есть своя противоположность.

Матерь Божья, говорит Питер.

Что с тобой, Питер? - говорит бармен.

Томми, что ты сказал только что?

У всего есть противоположность.

Матерь Божья.

Здоров ли ты, Питер? Пиво как, нормальное?

Отличное пиво, Томми, а я чемпион по распитию пива, так?

Ей-богу, Питер, чемпион – что верно, то верно.

Значит, я могу быть и чемпионом наоборот.

О чем ты, Питер?

Я могу быть чемпионом по не-распитию пива.

Ай, ладно тебе, Питер, по-моему, ты лишку хватил. Жена твоя как там, в порядке?

Томми, убери от меня эту пинту. Я теперь чемпион по не-распитию пива.

Питер поворачивается к Мики и забирает у него стакан. Мики, идем домой к матери.

Папа, ты не назвал меня «Циклопом».

Твое имя - Мики. Майкл. Мы едем в Англию. С пинтами покончено, мы больше не пьем, и твоя мать больше не будет печь хлеб. Идем.

Мы выходим из паба, а бармен Томми кричит нам в след: знаешь, Питер, в чем дело? Это все книги - ты умом от них тронулся.

Питер и Мики сворачивают к себе домой. Мне надо бы зайти в церковь св. Иосифа, зажечь свечу, котора избавит меня от вечных мук, но я смотрю на витрину лавки мисс Кунихан и вижу в центре большую ириску «Кливз» с табличкой: ДВЕ ИРИСКИ ЗА ОДИН ПЕННИ. Я знаю, что попаду в ад, но у меня изо рта слюнки текут, и, выкладывая пенни на прилавок мисс Кунихан, я обещаю Деве Марии, что, как только раздобуду еще пенни, поставлю свечку, только пусть Она упросит Своего Сына не исполнять пока приговор.

Ириску “Кливз”, сколько дают за один пенни, нельзя жевать вечно, я вскоре доедаю конфету, и мне приходится думать о том, что пора идти домой к матери, которая допустила, чтобы мой отец сунул в нее свое счастье, из-за чего я родился раньше срока и стал байстрюком. Если она хоть пикнет про красное платье или еще про что-нибудь, я скажу, что все знаю про счастье, и это ее потрясет.

В субботу утром мы с «Алыми Сердцами Лимерика» встречаемся и отправляемся в путь по дороге в надежде вызвать кого-нибудь на игру. Ребята сперва ноют, что лоскутки красного платья вовсе не похожи на сердечки, но Билли говорит: если кто не хочет играть в футбол, пусть топает домой и там играется с сестрами в куколки.