Фрэнк Маккорт - Прах Энджелы. Воспоминания

Нередко мне приходится писать страшные письма маминым друзьям и соседям, и я боюсь, что они узнают кто я. Эта старая стерва, жалуются они маме, эта Финукейн из Айриштауна прислала страшное письмо. Какой такой адский демон своих же мучает, да так пишет, что не уразуметь ничего - таких слов отродясь ни на суше, ни на море не слыхали. Тот, кто пишет эти письма, хуже Иуды, и хуже всех доносчиков, выдававших нас англичанам, вместе взятых.

Моя мама говорит: того, кто пишет такие письма, кто бы он ни был, в масле надо бы сварить, и чтобы слепцы ему ногти повыдирали.

Мне всех очень жаль, но иначе я не накоплю денег, чтобы уехать в Америку. Я знаю, что однажды стану богатым янки и пошлю домой сотни долларов, так что моим родным никаких страшных писем бояться уже не придется.

Несколько ребят из нештатных в августе готовятся сдать экзамен на штатного почтальона. Фрэнки Маккорт, говорит миссис О’Коннел, приходи на экзамен. Ты парень смышленый и запросто сдашь. Глазом моргнуть не успеешь, как почтальоном станешь, и порадуешь свою бедную мать.

Мама тоже говорит, что мне надо сдать экзамен, стать почтальоном, накопить денег, уехать в Америку, там пойти в почтальоны, и уж тогда-то мы заживем припеваючи.

Как-то в субботу я приношу телеграмму в «Саутс Паб», а там сидит дядя Па Китинг, как обычно, весь черный. Вот, говорит он, выпей лимонаду, Фрэнки, или ты пинту хочешь? Тебе ведь шестнадцать почти, так?

Мне, дядя Па, лимонаду. Спасибо.

А в день рождения, когда тебе будет шестнадцать, ты не хотел бы выпить первую пинту?

Хотел бы, но отца нет, и в паб идти не с кем.

На этот счет не волнуйся. Отца, понятно, тебе никто не заменит, но я поставлю тебе первую пинту. Будь у меня сын, я бы так и поступил. Придешь сюда вечером, накануне дня рождения?

Приду, дядя Па.

Я слыхал, ты экзамен будешь сдавать на почтальона?

Да.

И зачем это тебе?

Работа хорошая, и я глазом моргнуть не успею, как стану почтальоном, а там и пенсия причитается.

Какая, в задницу, пенсия. Ему шестнадцати еще нет, а он уже про пенсию рассуждает. Ты мне мозги-то не пудри. Слышал, Фрэнки, что я сказал? Какая, в задницу, пенсия. Сдашь экзамен, и сиднем просидишь на почте, в теплом местечке, всю оставшуюся жизнь. Женишься на какой-нибудь Бриджит, нарожаете пятерых маленьких католиков и насажаете в саду роз. К тридцати годам мозги у тебя омертвеют, а еще годом раньше яйца засохнут. Решай, черт возьми, сам, и пусть все трусы и скупердяи катятся к черту. Слышишь меня, Фрэнки Маккорт?

Слышу, дядя Па. Мистер О’Халлоран нам то же говорил.

Как говорил?

«Решайте сами».

Верно говорил ваш мистер О’Халлоран. Это твоя жизнь, Фрэнки, и ты сам решай, пусть скупердяи катятся к черту. В конце-то концов, ты все равно уедешь в Америку, так?

Так, дядя Па.

В день экзамена мне разрешают не приходить на работу. На О’Коннел Стрит в окне одной из контор вывешено объявление: ТРЕБУЕТСЯ РАБОТНИК. ЮНЫЙ ВОЗРАСТ, СООБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ, КРАСИВЫЙ ПОЧЕРК И ЗНАНИЕ АРИФМЕТИКИ ОБЯЗАТЕЛЬНЫ. ОБРАЩАТЬСЯ К УПРАВЛЯЮЩЕМУ, МИСТЕРУ МАККЭФРИ, «ИЗОНС ЛТД»

Я стою возле Дома Ассоциации протестантской молодежи Лимерика, где будет проводиться экзамен. Ребята со всего Лимерика подходят к зданию и поднимаются по ступенькам на экзамен, а служащий у дверей раздает им листки бумаги с карандашами и рявкает: а ну, живей, живей. Я смотрю на служащего у дверей, вспоминаю дядю Па Китинга, его слова и объявление на конторе «Изонс»: ТРЕБУЕТСЯ РАБОТНИК, ЮНЫЙ ВОЗРАСТ, СООБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ. Идти в ту дверь я не хочу, потому что, если пойду, получу форму и стану штатным разносчиком телеграмм, потом почтальоном, дальше служащим, и так буду марки продавать всю оставшуюся жизнь, застряну в Лимерике навсегда, мозги омертвеют, а яйца засохнут.

Служащий у двери говорит: ты зайдешь, наконец, или так и будешь стоять и пялиться?

Меня так и тянет ответить: иди ты в задницу, но мне еще несколько недель на почте работать – вдруг нажалуется. Я мотаю головой и ухожу вверх по улице, туда, где требуется юный работник.

Я бы хотел, говорит управляющий, мистер Маккэфри, увидеть образчик твоего почерка. В общем, хотел бы взглянуть, хорошо ли ты пишешь. Садись-ка за стол. Напиши свое имя и адрес и изложи вкратце, почему ты хочешь поступить на эту должность в «Изонс энд Сан, ЛТД», и как ты посредством усердия и прилежания намерен подняться по служебной лестнице, ведь в этой компании столько перспектив для юноши, который стремится вперед за флагманским судном и обороняет свои фланги от грешного зова сирен.

Я пишу:

Фрэнк Маккорт

4 Литтл Баррингтон Стрит

Лимерик

графство Лимерик

Ирландия

Прошу принять меня на работу в «Изонс ЛТД», дабы я мог подняться на самый верх служебной лестницы посредством усердия и прележания, ведь если я стану стремиться вперед, защищая фланги, никаким искушениям меня не одолеть, и я стану гордостью «Изонс» и всей Ирландии вообще.

Что это? – говорит мистер Маккэфри. Мы тут истину искажаем, а?

Нет, мистер Маккэфри.

«Литтл Баррингтон Стрит». Это переулок. Почему ты назвал его «улицей»? Ты в переулке живешь, не на улице.

Но, мистер Маккэфри, он называется улицей.

Юноша, не пытайся прыгнуть выше головы.

Не пытаюсь, мистер Маккэфри.

Ты живешь в переулке, а это значит, что ниже пасть тебе некуда, у тебя лишь одна дорога – наверх. Тебе это ясно, Маккорт?

Да, сэр.

Ты должен работать, Маккорт, чтобы выбраться с переулка.

Да, мистер Маккэфри.

По тебе и так видно, Маккорт, что ты с переулка.

Да, мистер Маккэфри.

По тебе сразу ясно, Маккорт, что ты с переулка. С головы до пят. Не пытайся, Маккорт, пыль в глаза мне пускать. Кишка тонка обдурить таких как я.

Что вы, я и не думал, мистер Маккэфри.

Так, еще и глаза. Вид у них очень больной. Ты хоть что-нибудь видишь?

Вижу, мистер Маккэфри.

Читать и писать ты умеешь. А складывать и вычитать?

Умею, мистер Маккэфри.

Ну, я не знаю, что наверху скажут насчет больных глаз. Придется мне позвонить в Дублин и узнать, какая наша политика насчет больных глаз. Но пишешь ты, Маккорт, разборчиво. Красивый почерк. Мы возьмем тебя, вплоть до решения насчет больных глаз. Жду в понедельник. В полседьмого на вокзале.

Утра?

Утра. А когда еще продавать эти чертовы утренние газеты? Не ночью ведь?

Понял, мистер Маккэфри.

И еще кое-что. Мы распространяем «Айриш Таймс» - протестантскую газетенку, которую франкмасоны в Дублине выпускают. Мы получаем ее на вокзале. Пересчитываем экземпляры. Развозим по торговым точкам. Но мы ее не читаем. Чтоб ты ее у меня не читал. Так и веру утратить недолго, а с твоими глазами – еще и зрение. Все понял, Маккорт?

Понял, мистер Маккэфри.

Никаких «Айриш Таймс», и на следующей неделе, когда придешь, я тебе расскажу еще, какую английскую мерзость в нашей конторе читать не положено. Все понял?