Сусанна Тамаро - Поступай, как велит тебе сердце

Кроме того, в ту пору в моде был феминизм. Твоя мать и ее подруги собирались вместе и обсуждали эти идеи в своем клубе. Со многим из того, что говорилось, я была согласна, однако, порой мне казалось, что они перегибают палку. К примеру, они считали, что женщина целиком и полностью хозяйка своего тела, и, следовательно, родить ребенка или нет зависит только от нее. Мужчина необходим лишь с биологической точки зрения, и его следует использовать просто как генетический материал. В это верила не только твоя мать - две или три ее подруги завели детей таким вот образом. И знаешь, их не так уж трудно понять: способность дарить жизнь может внушить мысль о том, что мы обладаем огромной властью. Смерть, тьма, суета - все отступает: ты рождаешь в мир самое себя, свою плоть и кровь… перед этим чудом все меркнет.

Доказывая свои взгляды, твоя мать и ее подруги приводили примеры из жизни животных. «Самки, - говорили они, - встречают самцов лишь на время спаривания, после чего они расстаются, а потомство остается с матерью». Правда это или нет, я не проверяла. Но я точно знаю, что мы люди, и у каждого из нас есть лицо – свое лицо, особенное, неповторимое. Олененок рождается с оленьей мордочкой, львенок – со львиной, и все детеныши похожи как две капли воды на животных своего вида, и, вырастая, они не утрачивают подобия. Но лицо есть только у людей, его нет у животных. Мы личности, у каждого есть лик, понимаешь? И в нем отражено все: твоя история, твой отец, мать, бабушки, дедушки, прабабушки и прадедушки – и даже может какой-то дальний родственник, которого уже никто не помнит. Лицо - это твоя личность, все то хорошее и плохое, что ты унаследовал от своих предков. Лицо есть то, что отличает нас от других в этом мире, главное, то, что позволяет нам сказать: вот он я, не такой, как все. Когда в тринадцать, четырнадцать лет ты стала часами глядеться в зеркало, я поняла, что именно ты выглядывала. Конечно, тебя занимали прыщи и угри, или форма твоего носа – но не только, и не столько. Мысленно удаляя черты, унаследованные по материнской линии, ты пыталась представить себе облик человека, благодаря которому ты родилась на свет. Вот об этом-то и не подумали твоя мать и ее подруги: что если однажды ребенок, глядя на себя в зеркало, поймет, что внутри него продолжает жить еще кто-то, и как раз о нем он хотел бы узнать все. Бывает, что человек всю жизнь ищет свою мать или отца, мечтает увидеть их лица.

Илария была уверена, что наследственность почти не влияет на развитие личности, главное - воспитание, среда, образование. Я не разделяла это ее убеждение, по моему мнению, одинаково важно и то и другое: и среда, в которой мы растем, и то, что несем в себе с самого рождения.

Пока ты не пошла в школу, я не знала горя: ты не спрашивала о своем отце, а я старалась не затрагивать этой темы. Но вот, ты стала общаться с другими детьми, задумываться над вопросами учителей, и начала догадываться, что в твоей жизни чего-то не хватает. Разумеется, в вашей группе были и дети разведенных родителей, дети из неблагополучных семей – но вообще ничего о своем отце не знала лишь ты одна. Как я могла объяснить тебе, в твои шесть лет, семь лет, что натворила твоя мать? И главное, по сути, мне нечего было сказать, я знала только одно: что ты была зачата тем летом в Турции. Больше ничего я не знала, но решила, опираясь на этот факт, придумать для тебя хоть сколько-нибудь правдоподобную историю.

Я купила книгу восточных сказок и каждый вечер читала их тебе перед сном. Потом я сочинила сказку лично для тебя, ты помнишь ее? В этой сказке твоя мать была принцессой, а отец – принцем Лунной Страны. Как и все принцы и принцессы они любили друг друга так сильно, что готовы были отдать друг за друга жизнь. Однако, многие при дворе завидовали этой любви. Самым большим завистником был могущественный и коварный Главный Визирь. Именно он наслал злые чары на принцессу и на дитя, которое она носила во чреве. К счастью, принца предупредил верный слуга, и потому однажды ночью твоя мать, переодевшись в платье простой горожанки, бежала из замка и добралась сюда, в город, где ты и родилась на свет.

«Значит, я дочь принца?» - спрашивала ты, глядя на меня сияющими глазами. «Конечно, - отвечала я, - только это страшная-престрашная тайна, которую никому-никому нельзя рассказывать». На что я надеялась, рассказывая тебе эту нелепую историю? Ни на что. Просто я хотела подарить тебе еще несколько лет счастливого неведения. Я знала, что однажды ты перестанешь верить в мою глупую сказку – и в ту минуту наверняка ты меня возненавидишь. И все же, я никак не могла поступить иначе, не могла не выдумать ту историю. Даже собери я все свое скудное мужество, все равно у меня не хватило бы духу сказать: «Понятия не имею, кто твой отец – быть может, этого не знала даже твоя мать».

То были годы сексуальной революции, секс стал восприниматься как естественная функция организма: считалось, что этим можно заниматься когда захочется, сегодня с одним человеком, завтра – с другим. Рядом с твоей матерью я видела с десяток молодых людей, но не помню ни одного, кто бы задержался больше, чем на месяц. Илария была сама по себе непостоянна, не имела в себе корня, откуда было взяться постоянству в отношениях? Даже если я никогда ей ничего не запрещала, не осуждала ни единым словом, меня очень тревожила наступившая вдруг свобода нравов. Меня поражало не столько количество молодых людей, сколько обмельчание чувств. Стоило пасть запретам, едва исчезло понятие «единственная любовь» - и сошла на нет глубина переживаний. Илария и ее подруги напоминали мне гостей на банкете, у которых совсем пропал аппетит, однако из вежливости они едят все, что им подают, не воспринимая даже вкуса: им все пресно – и морковка, и жаркое, и пончики.

То, как поступила твоя мать, можно отчасти объяснить новоиспеченной свободой нравов - но скорей всего, дело было не только в этом. Что нам известно о душе человеческой? Многое, но не все. Может в каком-нибудь темном уголке подсознания Илария ощутила, что человек, которого она называла отцом, вовсе им не был? Может, в этом и крылась причина ее метаний и тревог? Долгие годы я об этом не задумывалась, с самого рождения у нее не было ни малейшего повода что-либо заподозрить; но когда она вернулась из той поездки уже на третьем месяце беременности, на меня нахлынули эти мысли. Ото лжи, от неправды не убежишь. Можно укрыться, но лишь на время. Однажды, когда и не ждешь, ложь настигает тебя – но уже не маленькая ложь во спасение, как ты полагал раньше – нет; она превратилась в страшное, ненасытное чудовище. Ты понимаешь это лишь в ту минуту, когда оно пожирает тебя и тащит в преисподнюю все вокруг. Однажды – тебе было десять лет - ты вернулась из школы в слезах, прокричала мне: «Лгунья!» - хлопнула дверью и заперлась в своей комнате. Ты узнала, что моя сказка была выдумкой.