Питер Акройд - Кларкенвельские рассказы

— Вы знакомы со многими влиятельными людьми, сэр Майлз. Я в этом убедился.

— Убедились? В чем именно?

— Своими глазами увидел, как у нас все устроено. Но это, надо полагать, дела секретные.

— Что за секретные дела?

— Ведомые только вам и прочим посвященным.

— Может, скажете наконец толком, что вы имеете в виду? — не выдержал барристер. — Я теряюсь в догадках.

— Нет, сэр Майлз, вы заблудились в лабиринте, который сами же и выстроили. — Барристер нахмурился и покачал головой. — Не Уильям ли Суиндерби вошел за полночь в круглую башню? И Джеффри де Кали в сопровождении олдермена? А еще помощник лондонского шерифа? Да и вы сами, Майлз Вавасур, той ночью прискакали туда, верно? Я ведь ехал за вами по пятам. И видел всё.

Вавасур отшатнулся, рука его непроизвольно потянулась к висевшему на поясе кинжалу. Томас Гантер заметил это его движение, но не устрашился, а, напротив, принял воинственную позу: вздернул подбородок и даже приподнялся на цыпочки.

— Я высказал все без обиняков отнюдь не с целью доставить вам удовольствие.

— А я, сэр, воздержусь от слов. Молю Бога, чтобы Он наставил вас на праведный путь.

Барристер повернулся, собираясь уйти, но лекарь остановил его:

— Скажите, сэр Майлз, вы знаете, как изготовить порох?

— Что?!

— Вы знали, что пламя от этого взрыва водой не загасить, только мочой или песком?

— Да ты спятил, Томас Гантер.

— Отнюдь нет. А вот вы — круглый дурак. Уверен, это вы устроили по всему Лондону страшные пожары. Вы сожгли две церкви и осквернили собор Святого Павла.

— Ничего подобного я не делал!

— У вас еще две церкви на примете.

Майлз Вавасур только рассмеялся в ответ, но лицо его не выразило ни малейшего веселья.

— Это все пустое, одни ваши глупые фантазии.

— Уверен, с этими влиятельными людьми вы не случайно собирались под покровом ночи: вы плели заговор, чтобы вместо порядка у нас воцарился хаос. Ваш список смерти помечен пятью кругами.

— Мелете чушь, точно малое дитя.

— Признавайтесь, сэр Майкл. Со своими сообщниками вы замышляли смерть.

— Я? Признаться в чем?

— Пока не поздно, вы должны поехать к Болингброку. Иначе милости не ждите.

— Что еще за «должны»? Слушай, лекаришка, ты кем себя возомнил? Лордом? Воображаешь, что я стану выполнять твои повеления? Очень скоро будешь выставлен в деревянной клетке на всеобщее посмешище, поверь мне. И ремесло твое не выручит. Доктора много искуснее тебя и то болтались на виселице.

Рослый Майлз Вавасур, казалось, разом стал еще выше и угрожающе надвинулся на коротышку Гантера.

— У меня есть для вас еще одна новость, сэр Майлз, — услышите и, глядишь, мнение свое перемените. Некоторые отзываются о вас весьма презрительно; утверждают, что вам знакома некая девица, именуемая Розой. Совсем еще дитя.

Кровь бросилась Вавасуру в лицо: он сразу понял, что эта краска стыда выдала его с головой.

— Вас видели на улице, о которой ходит дурная слава. Это истинный вертеп греха. На Тернмилл-стрит.

— Что за хрень ты несешь, черт тебя побери!

— Хозяйка бани вас знает прекрасно. Старый греховодник — вот как называет вас госпожа Элис. Вы еще не соблаговолили довести эту историю до всеобщего сведения?

— Ты мне угрожаешь?!

— Любой судья в этом зале без колебаний отправит за решетку человека, уличенного в блудодействе с малолетним ребенком.

— Меня этим не проймете, господин Гантер. Воск под солнцем тает, а глина только тверже становится.

— Но глину можно разбить на мелкие кусочки. Впрочем, никто не стремится вам навредить. Если, конечно, вы откажетесь от низких замыслов и поедете к Болингброку. Да хранит вас Бог, сэр.

Томас Гантер отвесил поклон и вышел через дверь апелляционного суда. Настроение у него было приподнятое. Он дал отпор законнику и, несмотря на свой малый рост, в словесной стычке одержал верх. Майлз Вавасур даже достал льняную тряпицу и утер лицо, оставив на ткани пятна пудры, которой обсыпал щеки перед выступлением в суде. Что можно назвать лучшим или худшим оружием людей? Слово. Оно может быть и лучшим, и худшим. А что одни искренне любят, а другие ненавидят? Правый суд.

С кратким сводом законов под мышкой Мартин вышел из зала чуть раньше лекаря. Стоял третий день сентября, праздник Святой Елены, и к западному входу в Вестминстерское аббатство медленно двигалась процессия верующих. Лошадь тянула повозку с помостом для мистерий, на нем стояли двое пожилых мужчин. Один держал распятие, другой — лопату, как символ выкопанного из земли Святого Креста. Рядом юноша в одеянии святой Елены вопреки канонам религиозных зрелищ посылал воздушные поцелуи собравшимся на обочинах зевакам. Но вдруг в толпе возникла какая-то сумятица, юноша испуганно отпрянул и съежился. Несколько горожан, вооруженных мечами и дубинами, начали громко требовать, чтобы кларкенвельскую монахиню доставили к аббатству. По городу ходили упорные слухи, что ее держат в подземной темнице епископского дворца, и это вызывало гнев у большинства лондонцев. Многие почему-то усматривали связь между притеснением монахини и заточением Ричарда II в Тауэр; кое-кто в толпе начал выкрикивать:

— Вы за кого? За короля Ричарда и подлинно свободных горожан!

На глазах Мартина двое мужчин забрались на повозку и направили ее в толпу людей. Лошадь стала на дыбы, телега опрокинулась, сбросив на мостовую святую Елену вместе со свитой.

— Совсем озверели, — бросил Мартин начинающему юристу, вышедшему поглазеть на заваруху.

— И впрямь точно звери. Бродяги, без кола и двора. Задницу прикрыть нечем, дыра на дыре, зато тяпнуть стакан-другой всегда готовы.

— Час их торжества недолог. Вернется король, а с ним и порядок.

— Который король-то? — Юный правовед расхохотался. — А вашего подопечного все же не повесят.

— Дженкина?

— Майлз твой сел в лужу. Ведь, если письмо написал Дженкин, он, стало быть, умеет читать.

Оба знали: всякий, способный доказать, что знает грамоту, имеет право до вынесения приговора сослаться на закон о неподсудности духовенства светскому суду. [98] В Средние века закон стал применяться и в отношении грамотных людей низших сословий. Подсудимому предложат прочесть отрывок из Библии, в просторечии — «шееспасительный стих»; если обвиняемый с чтением справится, его нельзя приговорить к повешению.

— А если письмо писал не Дженкин?.. — неуверенно начал Мартин.

— Тогда он, получается, не виновен.

Они издали наблюдали, как по Кингз-стрит строем идут стражники с пиками, мушкетами и плошками с кремнем и огнивом. Началась суматоха. Стражники набросились на «озверевших» и быстро разогнали толпу. Многие зачинщики кинулись к Темзе, попрыгали в заранее поставленные у причала лодки, и к ночи все вокруг стихло.