Артур Дойль - Торговый дом Гердлстон

— Все равно. Никаких бильярдов, никаких карт, никаких бегов и никаких пари. Тоби должен быть паинькой и вести себя, как подобает почтенному, заслуженному воину.

— Да что это вы такое выдумали? — вскричал майор. — Если я откажусь от бильярда и от виста, так на какие же средства такой заслуженный воин, а главное, жена такого заслуженного воина, будет существовать?

— Ну, как-нибудь проживем, мой милый, — сказала вдова, шаловливо заглядывая ему в глаза. — Я ведь говорила вам, что все мои деньги были помещены в банк Агра, который лопнул.

— Говорили, и очень жаль, что вам так не повезло!

— Да, но только я не сказала, что взяла оттуда все деньги, еще до того, как банк лопнул, мой милый Тоби. Вероятно, это очень скверно подвергать вас такому испытанию, но я не могла устоять против соблазна. Тоби не нужно играть в азартные игры — у него и без этого будет достаточно денег, и он может сидеть себе спокойненько, рассказывать свои истории и вообще делать все, что ему заблагорассудится, и не беспокоиться ни о чем.

— Да благословит вас небо! — с жаром воскликнул майор. Наконец-то после стольких лет бурных скитаний по свету он был у тихой пристани! И когда этот, уже потрепанный жизнью старый холостяк наклонился, чтобы поцеловать вдову, он почувствовал, как слезы прихлынули к его глазам.

— Итак, никаких бильярдов, никаких карт на три месяца, — сказала эта маленькая женщина твердо, сжимая в руках его большую руку. — Ничего, запомните, друг мой! Я отправляюсь в Хампшир, в деревню, навестить мою кузину, и нам придется расстаться на это время, но я разрешаю вам писать мне. Если после моего возвращения вы сможете заверить меня честью, что бросили свои гадкие привычки… ну, тогда…

— Что тогда?

— Подождем до тех пор, и вы увидите, — лукаво рассмеявшись, отвечала вдова. — Нет, нет, ни секунды я здесь больше не останусь. Что скажут гости? Право же, Тоби, я должна… Нет, в самом деле, я должна…

И она ускользнула, а майор остался один, и ему показалось, что его душа очистилась от всего дурного, что могло загрязнить ее с тех пор, когда он еще юным прапорщиком в последний раз поцеловал на прощание свою мать в Портсмутской гавани, перед тем как сесть на большой транспортный корабль, отплывавший в Индию.

Но все на свете рано или поздно приходит к концу, и бал миссис Скэлли не был исключением из правил. Впрочем, уже занималась заря, когда последние гости закутывались в шали и последний кабриолет отъезжал от крыльца. Майор задержался дольше других, он попрощался с хозяйкой последним, затем присоединился к своему приятелю, который, не имея ключа от двери, вынужден был его дожидаться.

— Послушайте, майор, — сказал немец, когда они поднялись к себе в комнату, — хорошо ли это, прусского офицера к черту посылать? Вы меня крепко обидели. Честное слово, я поражен, что вы могли такое произносить!

— Мой дорогой друг, — сказал старый вояка, пожимая ему руку, — ни за какие сокровища в мире не хотел бы я вас обидеть! Ей-богу, если я только сунусь в комнату в тот момент, когда вы будете там делать предложение даме, можете припечатать меня самым крепким немецким словцом, какое только подвернется вам на язык!

— Так вы ей предложение сделали? — воскликнул добродушный немец, тотчас забывая все свои обиды.

— Да, сделал.

— И она его взяла… приняла его?

— Да.

— Так это же великолепно! — воскликнул фон Баумсер и даже захлопал в ладоши. — Ура, ура, ура, фрау Скэлли, и еще раз ура, фрау Клаттербек! Надо же выпить по этому случаю, непременно надо!

— И мы обязательно выпьем, дружище, но сейчас пора на боковую. Она прекрасная женщина и отлично понтирует. Черт побери, она сегодня так ловко показала козырей — я еще в жизни не видал такой превосходной игры! — И с этой оригинальной эклогой на устах майор повернулся к двери, пожелал приятелю спокойной ночи и удалился к себе.

Работу Тома Димсдейла никак нельзя было назвать легкой. Он не только обязан был проверять все счета клерков и вести дела с оптовыми торговцами, но к тому же еще довольно много времени проводить на пристанях, наблюдая за погрузкой уходивших в море кораблей и проверяя груз судов, прибывавших в гавань. Впрочем, эти последние обязанности пришлись ему больше по душе — он был рад выбраться из душной конторы и глотнуть немного морского воздуха, считая, конечно, что в сутолоке Вулиджа можно было почувствовать свежесть моря. Притом здесь, в устье широкой, мутноватой реки, одной из крупнейших водных артерий страны, всегда царило приятное оживление и суета. Двумя нескончаемыми потоками, приплывая и уплывая, двигались по ней суда всех видов и всех размеров.

Жизнь этого большого водного пути так занимала пытливый ум Тома, что он нередко, покончив с дневными делами, продолжал стоять на старой пристани, задумчиво покуривая трубку. Здесь было потише — жизнь, которая когда-то кипела ключом, отхлынула к другим, более удобным причалам. Повсюду валялись огромные ржавеющие якоря, тяжелые цепи, тут и там уныло торчали брошенные котлы и другие отжившие свой век предметы, которых много накапливается в подобных местах, и людям, чья фантазия достаточно прихотлива, они кажутся скелетами каких-то диковинных чудовищ, выброшенных на берег приливом. Кому принадлежали они когда-то? Кто ими дорожил? Какую и кому сослужили они службу? Тому казалось порой, что все первоначальные владельцы этих предметов и даже их наследники давно сошли в могилу, бросив эти мрачные останки на произвол судьбы, и они ждут теперь, чтобы кто-нибудь из милосердия удостоил их погребения.

С этого удобного наблюдательного пункта Тому далеко была видна река, и он, следя взглядом за проплывавшими по ней судами, бороздил вместе с ними безбрежный океан и уносился мыслями к далеким прекрасным странам, где жарче солнце и синее небеса. Вот трудолюбиво пыхтит крошечный паровой буксир и тянет за собой величественный трехмачтовик, тяжеловесный черный корпус которого с устремленными в небо мачтами вздымается над водой, а стеньги кажутся издали тончайшей паутиной какого-то гигантского паука. Он приплыл из Кантона, из страны крошечных ног и миндалевидных глаз, проплыл с грузом чая, кофе, пряностей и прочих хороших вещей. А вот судно компании «Мессажери» — французский флаг изящно полощется над его кормой, а его пронзительный гудок шлет предостережение неповоротливым лихтерам, ползущим со своим черным грузом к чумазому угольщику, паровой ворот которого свиристит, словно коростель. А вот этот плавучий дворец — корабль из Австралии; его бесчисленные иллюминаторы подобны желтым глазницам, и в сгущающихся сумерках все ярче брызжут из них струи света. А вот медленно приближается роттердамский пакетбот; он рад вернуться в тихие воды после изрядной трепки, выпавшей на его долю в Северном море. А этот каботажный бриг, как видно, испытал трепку похуже: его грот-мачта треснула, и на всех реях копошится крошечная человеческая мошкара — берет рифы, сплеснивает, чинит паруса.