Мигель де Унамуно - Мир среди войны

В произведениях Унамуно, написанных в эмиграции («Агония христианства», «Как пишется роман», «Романсеро изгнания» и др.), особенно сильна трагическая нота. Из окна своего дома в Андайе Унамуно видел горы родной Испании, по ту сторону границы, – и оставался «вечным испанцем», тоскующим по родине:

Это стихотворение написано в 1928 году. Дон Мигель сдержал обещание, вернулся на родину только после ухода в отставку Примо де Риверы, в феврале 1930 года. Встречали его как национального героя. Вскоре Унамуно вернулся на пост ректора университета в Саламанке, а в 1932 году был избран в члены Испанской Академии. В марте 1931 года Унамуно опубликовал повесть «Святой Мануэль Добрый, мученик», а в 1933 году переиздал ее в сборнике «"Святой Мануэль Добрый, мученик" и еще три истории».

Последние годы жизни для Унамуно были годами нравственных испытаний, годами трудного выбора в ситуации, когда страна разделилась на два враждующих лагеря, представители каждого из которых ожидали, что дон Мигель присоединится к ним. В апреле 1931 года выборы в кортесы привели к победе республиканских кандидатов во всех крупных городах Испании, король Альфонс XIII эмигрировал во Францию. Честь провозгласить Испанскую республику в Саламанке была предоставлена Мигелю де Унамуно.

Однако в последующие годы размах противоборства правых и левых сил, охватившего всю Испанию, масштаб жертв с обеих сторон пугают Унамуно. Он обращается с воззваниями к враждующим сторонам, подписывает протест против массовых репрессий. Когда в июле 1936 года вспыхнуло восстание фалангистов во главе с генералом Франко – так начиналась гражданская война, – Унамуно выступил в его поддержку. Вскоре его отношение к Франко меняется (при том, что неизменной осталась его убежденность в бессмысленности кровопролития): выступая на торжественном акте в университете в присутствии супруги Франко и одного из франкистских генералов, в краткой речи дон Мигель произнес: «Вы можете победить, но не можете убедить, не может убедить ненависть, которая не оставляет места состраданию».

Через несколько дней Франко издал указ о смещении Унамуно с поста ректора университета. Унамуно принял решение не выходить больше за порог дома.

31 декабря 1936 года Мигель де Унамуно умер в своем доме, во время жаркого спора с одним из бывших коллег, ставшим фалангистом и пришедшим уговорить его примириться с новыми властями.

Написанное в 1937 году эссе Ортеги-и-Гассета «На смерть Унамуно» заканчивается словами: «Четверть века подряд над всей Испанией звучал, не смолкая, голос Унамуно. Он смолк навсегда, и боюсь, что наша страна претерпевает теперь эру сурового молчания». [6]

Голос Унамуно и спустя больше чем полвека после его смерти не смолк – остались его книги.

Унамуно утверждает, что роман «Мир среди войны» по способу написания отличается от его позднейших произведений. В эссе «Как получится» дон Мигель делит писателей на «яйцекладущих» и «живородящих» по такому признаку: писатель яйцекладущий «делает выписки, заметки, собирает цитаты и записывает на листочках все, что приходит ему в голову, чтобы понемногу все это упорядочивать, то есть несет яйцо, а потом его высиживает» – примером такой писательской техники Унамуно называет свой «Мир среди войны»; напротив, у писателя живородящего процесс написания произведения напоминает роды: сначала замысел произведения вызревает в голове, а потом, когда «родовые схватки» становятся уже нестерпимыми, писатель садится к столу и «пишет весь текст от начала до конца, начиная с первой строчки, не оглядываясь назад, не переделывая написанного». [7]

Первый роман Унамуно действительно не похож на последующие. В прологе ко второму изданию романа дон Мигель писал: «В этом романе вы найдете пейзажные зарисовки и колорит, соответствующий определенному месту и времени. Впоследствии я отказался от такого приема, строя романы вне конкретного времени и пространства, как некие схемы, наподобие драмы характеров, оставив пейзажи земные, морские и небесные для других книг».

С другой стороны, в «Мире среди войны» уже содержится, как в яйце (используя метафору самого Унамуно), множество образов и идей, детально разработанных писателем в его позднейших художественных и философских произведениях. Свой первый роман, населенный непохожими друг на друга героями, Унамуно пишет, используя богатую палитру красок, как бы пробуя на вкус разные представления о жизни.

Чтобы правильно понять замысел Унамуно, нужно помнить, что его роман создавался в годы необычайной популярности в Испании творчества Льва Толстого (в особенности – «Войны и мира»). Само название «Мир среди войны» звучало в Испании 90-х годов полемически и остро. Молодой писатель как будто оглядывается на предшествующую литературную традицию и одновременно дает понять, что выступает с другим видением мира, с собственной манерой письма, со своей философией войны и истории.

Эту двойственную зависимость – интерес к Толстому и выбор собственного пути в литературе – хорошо охарактеризовал сам дон Мигель. «Роман "Война и мир" мне очень нравится и довольно многому меня научил, так как я и сам нахожусь в состоянии спора между войной и миром. Разумеется, мой подход к проблеме, мой стиль, моя точка зрения – все разительно отличается от Толстого», – писал Унамуно в письме к другу в период работы над «Миром среди войны». [8]

Несомненно композиционное сходство двух романов. И Толстой, и Унамуно, стремясь отразить всю полноту жизни в описываемых ими мирах, прибегают к умножению центров действия: в обоих романах показана жизнь нескольких семейств, связанных между собой узами родства и дружбы (в «Мире среди войны» можно выделить три таких центра: семья Игнасио, семья Рафаэлы, семья Пачико). Не менее важна и другая особенность поэтики, которая могла привлечь Унамуно в романе Толстого, – противоречивое восприятие реальности персонажами не является «последним словом» об этой реальности: уровнем выше явственно различима позиция автора, который и выносит свое суждение о происходящем.

Многое из описанного в «Мире среди войны» – это детские воспоминания самого Унамуно; в одном из эпизодов третьей части дон Мигель – уже не как автор книги, а как участник описываемых событий – признается: «В эти дни все мы чувствовали себя воинами пера». В приведенной фразе голос автора как будто вливается в хор голосов его соотечественников – испанцев, жителей Бискайи, – которые жили внутри событий, впоследствии названных Второй карлистской войной.