Джек Лондон - Дочь снегов. Сила сильных

Она слегка пожала ему руку и опустилась в лодку. Под тяжестью ее тела утлая посудина накренилась и сильно зачерпнула, так что ноги Фроны оказались по щиколотку в воде. Однако она отнеслась к этому совершенно спокойно и уселась на корме, подобрав под себя ноги.

— Стой! — крикнул офицер. — Так не годится, мисс Уэлз. Вернитесь обратно, и я постараюсь при первой возможности добыть для вас одну из наших шлюпок.

— Скорее я увижу вас на том свете, — возразил лодочник, отталкиваясь от борта. — Эй, пустите, — угрожающе крикнул он.

Мистер Терстон еще крепче ухватился за шкафут и в награду за свое рыцарство получил сильный удар лопаткой весла по пальцам. Тут он вышел из себя и, забыв обо всем на свете, не исключая и мисс Уэлз, стал яростно ругаться.

— Наше прощание, пожалуй, могло бы выйти более трогательным, — крикнула ему девушка, и смех ее разнесся по воде.

— Черт! — пробормотал он, галантно снимая фуражку. — Вот это женщина! — и в нем проснулось вдруг страстное желание вечно видеть свое отражение в серых глазах Фроны Уэлз. Он не любил копаться в собственной душе, но чувствовал, что с этой девушкой охотно отправился бы на край света. Мистеру Терстону вдруг опротивела его профессия, и им овладело искушение бросить все и двинуться в Клондайк, куда направлялась она. Но тут он взглянул на облепленный людьми борт парохода, увидел красную физиономию Тэда Фергюсона и сразу позабыл о прекрасном сне, который пригрезился ему за минуту перед тем.

Шлеп, дзз! Пригоршня воды с весла усердного лодочника плеснула прямо в лицо Фроне.

— Надеюсь, вы не сердитесь, мисс? — виноватым голосом спросил лодочник. — Я стараюсь как могу, а толку вот мало.

— Да, пожалуй, — добродушно ответила она.

— Не скажу вам, чтобы я слишком любил море, — с горечью продолжал он, — но нужно же человеку как-нибудь честно заработать свои несколько долларов? А это верный хлеб. Эх, был бы я теперь в Клондайке, если бы не мое проклятое невезение. Уж расскажу вам, как было дело. Все мое снаряжение погибло в Рукаве Ветров, после того как я благополучно перетащил его через Перевал…

Шлеп, дзз! Она смахнула с век воду, снова залившую ей лицо, и заерзала от холодных струек, которые скатывались по ее теплой спине.

— За вас-то бояться нечего, — подбодрял он ее. — Вы, прямо сказать, созданы для этих мест. Отправляйтесь смело, у вас получится.

Она весело кивнула.

— Да, вы справитесь, что и говорить. Так вот, потеряв свое снаряжение, я вернулся к берегу, чтобы заработать себе на другое. Вот почему я и беру такие деньги с пассажиров. Надеюсь, мисс, вы не в претензии на меня, что я столько запросил с вас? Право, я не хуже других, мисс. С меня содрали целую сотнягу за эту старую калошу, а в Штатах за нее никто и десяти бы не дал. Здесь всюду такие цены. Там, на Скагуэе, гвозди для подков стоят ни больше ни меньше как по четверти доллара за штуку. Человек подходит к стойке и спрашивает виски, а виски — это полдоллара. Ладно, опрокидывает он свое виски, кладет за него два подковных гвоздя — и квит. Никому и в голову не придет отбрыкнуться от гвоздей, они ходят в тех местах за монету.

— А вы, должно быть, с характером человек, если собираетесь снова отправиться в эту страну после такого печального опыта. Как вас зовут? Мы, может быть, еще встретимся там.

— Кого? Меня? Меня зовут Дэл Бишоп, золотоискатель; и если мы когда-нибудь свидимся с вами, помните, что я охотно сниму для вас последнюю рубашку, то есть я хочу сказать, что с радостью отдам вам последний кусок.

— Спасибо, — ответила она с ласковой улыбкой, ибо Фрона Уэлз была женщиной и любила все, что идет прямо от сердца.

Он перестал грести и довольно долго возился, стараясь выудить из воды, покрывавшей дно лодки, старую жестянку из-под солонины.

— Вот займитесь-ка вычерпыванием, — распорядился он, перебрасывая ей жестянку. — После этого столкновения лодка стала протекать еще больше прежнего.

Фрона мысленно улыбнулась, подобрала свои юбки и принялась за работу. Каждый раз, когда она нагибалась, скованные льдом горы, точно огромные валы, то поднимались, то опускались на горизонте. Время от времени девушка откидывалась назад и вглядывалась в цветущий берег, к которому направлялась их лодка, затем снова переводила взор на зажатый сушей рукав моря, где стояло на якоре около двух десятков больших пароходов. От каждого из них к берегу и обратно устремлялся беспрерывный поток плоскодонок, баркасов, пирог и всевозможных мелких лодчонок. «Так человек, этот великий труженик, преодолевает враждебную ему среду», — подумала она, вызывая в памяти имена учителей, мудрость которых она впитывала в себя в библиотеках в часы полуночных занятий. Фрона Уэлз — зрелый плод своего века — была прекрасно знакома с миром физических явлений и законами, которые управляют им. И она любила и глубоко почитала Вселенную.

Некоторое время Дэл Бишоп лишь подчеркивал царившее молчание всплесками своих весел. Но вдруг его поразила одна мысль.

— Вы не сказали мне, как вас зовут, — заметил он вежливо.

— Меня зовут Уэлз, — ответила девушка, — Фрона Уэлз.

На лице его отразилось великое почтение, которое все усиливалось, пока не перешло, наконец, в нечто вроде благоговения.

— Вы… Фрона… Уэлз? — медленно произнес он. — А Джекоб Уэлз, значит, приходится вам батюшкой?

— Да, я дочь Джекоба Уэлза, к вашим услугам.

Он собрал губы, издал протяжный тихий свист в знак того, что понял, наконец, в чем дело, и перестал грести. — Перебирайтесь-ка опять на корму и не мочите больше ног, — скомандовал он, — а жестянку дайте мне.

— Разве я плохо работаю? — с негодованием спросила Фрона.

— Нет, работаете вы как следует, но… но вы…

— Та самая, какой я была прежде, чем вы узнали мою фамилию. Ну, беритесь-ка за весла — это ваше дело, а я займусь своим.

— О, вы-то справитесь! — пробормотал он в восхищении, снова нагибаясь над веслами. — Так, так, значит, Джекоб Уэлз приходится вам отцом. И как это я сразу не догадался!

Когда они добрались до кишащей людьми песчаной отмели, заваленной грудами самого разнообразного багажа, Фрона Уэлз задержалась на некоторое время, чтобы пожать руку своему перевозчику. И хотя пассажирки, с которыми Дэлу Бишопу приходилось до тех пор иметь дело, никогда не делали ничего подобного, он нашел такой поступок вполне естественным для дочери Джекоба Уэлза.

— Помните, что мой последний кусок будет всегда к вашим услугам, — сказал он, не выпуская ее руки.

— И последняя рубашка тоже, не забудьте, пожалуйста.

— Вы… вы прямо молодчага! — воскликнул он, в последний раз пожимая ей руку. — Право!

Короткая юбка не сковывала свободных движений, и она с удовольствием заметила, что избавилась от мелкой семенящей походки, к которой приучили ее городские тротуары. Теперь она шла свободным легким шагом, который вырабатывается на тропе и усваивается ценой долгих странствий и испытаний. Не один золотоискатель, жадно поглядывая на ее ноги, затянутые в серые гетры, разделял восхищение Дэла Бишопа. И не один из них, заглянув ей в лицо, старался сделать это еще раз, ибо это открытое лицо дышало искренней дружеской приветливостью, а глаза всегда светились улыбкой, готовой расцвести в любую минуту. И стоило заглянувшему улыбнуться, как глаза Фроны тотчас же отвечали ему смеющимся сиянием. Этот ласкающий свет отражал всю гамму настроений — он говорил о веселье, сочувствии, радости жизни, юморе и дополнял собою то, что зажигало его. Иногда он разливался по всему лицу, точно заря, предвещающая радостный восход, пока улыбка не начинала искриться на нем. Весь облик девушки дышал неизменным дружелюбием и искренностью.