Жорж Санд - Исповедь молодой девушки

Ничто не могло вывести из заблуждения эту бедную дурочку. Когда я пыталась втолковать ей, что Мариус над нею смеется, она отвечала, что я его люблю и ревную к ней. Должна признаться, что с тех пор я преисполнилась к ней глубоким презрением и решила — пусть Мариус отныне делает с ней что ему угодно. В ходе всех этих коварных шалостей Мариус, конечно, беседовал со мною о смешных иллюзиях любви и был приятно удивлен, как он выразился, что у меня на этот счет весьма разумные и положительные взгляды. Дело в том, что если бы ему надо было внушить мне нежные чувства к себе, то в этом бы он не преуспел никогда. Он был слишком холоден, чтобы сам их испытывать, и слишком ироничен, чтобы притворяться, но он открыл мне путь к теории, которая разрушила все мои романические иллюзии до основания. Он старался втолковать мне, что брак — это взаимный договор мирной дружбы, преимущество и достоинство которого состоит в полном отказе от темперамента и страсти. Он исповедовал эту теорию вполне искренне: если его уму было двадцать два года, то сердцу все сорок.

Понемногу я стала думать так же, как и он, и утрачивать свой идеал, слишком отдалившись от него. Желая убедить себя, что я выше любви, я все еще невольно благоговела перед ней, ибо считала, что возвысилась над чем-то великим, но теперь, из-за нелепых обид Галатеи, которые показались мне карикатурой на мои прошлые иллюзии, из-за едких насмешек моего кузена на ее счет, я говорила себе, что не поняла поступков Фрюманса, что я никогда не была ничьим идеалом, хотя бы просто потому, что для людей разумных идеальной любви не существует.

Сколько колебаний и размышлений в уме девятнадцатилетней бедняжки! Вот я и стала скептиком на новом этапе своей юности! Мариус вновь обретает надо мной утраченное влияние. Я снова становлюсь веселой и деятельной, хотя, в сущности говоря, мне не до веселья, ибо всякое разочарование — вещь печальная. В беседах с Фрюмансом я ищу отныне лишь сухие факты исторической действительности, я больше не люблю поэтов, я поражаю своего наставника холодной твердостью своих суждений и представляюсь ему атеисткой еще в большей степени, чем он сам.

Наконец, один из последних переломных моментов обозначил границу моего женского тщеславия. Однажды, когда я упрекала Мариуса за все его уж слишком озорные штуки, я спросила, не таилась ли в Галатее, несмотря на ее дикие глупости, настоящая привязанность к Фрюмансу. Нечто преувеличенное, неудачно понятое, неудачно выраженное, но само по себе заслуживающее уважения.

— А кроме того, — добавила я, — что знаем мы о будущем? Фрюманс, в конце концов, может быть тронут тем, что эта богатая девушка предпочла его богатым женихам, а так как мы очень любим Фрюманса, мы с тобой пожалеем о том, что так мучили и почти презирали его жену.

— Ну уж это совершенно бредовая идея! — воскликнул Мариус. — Прежде всего эта комическая Галатея никогда в жизни не выйдет за уважающего себя человека. Далее, у Фрюманса, помимо того, что он именно такой человек, есть глубокая привязанность, отнюдь не романическая, но уже весьма давняя, к некой особе, тебе известной… Почему же ты покраснела? Ты думаешь, что я выдаю тайну? Да нет же. Я уже давно был посвящен в эту тайну, и, так как вижу, что ты тоже ее знаешь, я расскажу, как я ее узнал. Ты помнишь, что года четыре тому назад, когда я решил покинуть этот дом, у меня было какое-то предубеждение против Женни и Фрюманса. Но я был неправ. Они доказали мне свою привязанность и чуткость. Мне наговорили о них много плохого, я, кажется, что-то тебе об этом рассказывал… Это тоже была ошибка, но я был тогда еще ребенком, и теперь это надо предать забвению. Только я никогда не забуду, что твоя бабушка, открывая мне истину, прочитала мне строгую нотацию. Она, по-видимому, вообразила, что я ухаживаю за Женни, потому что сочла своим долгом напомнить мне, что я дворянин и не могу, да, конечно, и не хочу жениться на женщине из народа, как бы ее ни уважали. Она добавила: «А кроме того, Женни не вольна выслушивать твои предложения. Она невеста нашего доброго и умного Фрюманса. Я хотела этого брака и говорила с ней о нем. Женни не могла выйти за него сразу же по причинам весьма уважительным, о которых сейчас тебе незачем знать, но которые не сегодня завтра могут исчезнуть. Женни при мне обещала Фрюмансу выйти за него в тот день, когда эти препятствия будут устранены, и ты можешь ответить тем, кто возводит клевету на эту прелестную и достойную женщину, что дружеское отношение Фрюманса к ней и ее уважение к нему вполне согласуются с законами чести».

Это откровение Мариуса поразило и взволновало меня. Мы как раз ехали верхом в Помме, так как в этот день ему одолжили лошадь в Тулоне, а Галатея ехала вслед за нами, сидя на крупе позади Мишеля.

Я не могла устоять против желания в последний раз сыграть какую-то роль в этой новой любовной истории. Я испытывала чувство острого унижения, что раньше ничего не знала об этом, а ведь это могло избавить меня от выражения сочувствия Фрюмансу, и что не догадалась о том, что вопль его души: «Любовь, дружба, брак!» — относится к моей милой Женни, а совсем не ко мне.

Как только я улучила случай остаться с ним наедине, я почувствовала необходимость стереть в его памяти то впечатление, которое могло сложиться у него в результате моей манеры держать себя и моих неосторожных расспросов. Кто знает, не догадался ли он при своей проницательности о моем ребяческом заблуждении на его счет? Я умело навела разговор на тему о браке. Сначала он слегка нахмурил брови, возразив мне, что я уже знаю историю брака во все времена и во всех цивилизованных странах и что в его программу вовсе не входит давать мне сведения применительно к нынешней эпохе.

— Это вещь столь логическая и общепринятая в высоконравственном обществе, — добавил он, — что у меня нет по этому поводу никаких особых философских взглядов, которыми бы я мог с вами поделиться.

— Простите, Фрюманс, — ответила я со всей серьезностью. — Я достигла такого возраста, когда мне, может быть, не сегодня завтра предстоит сделать свой выбор. Не можете ли вы сказать, надо ли мне решиться на брак как на неминуемый исход в моем положении или вы советуете мне подождать, пока я стану более компетентной, более разумной и более способной к самостоятельному решению?

— Я не могу давать вам никаких советов. Если бы вы были совершенно свободны, я бы сказал, что спешить незачем. Но если ваша бабушка, которая боится оставить вас одну на свете, хочет, чтоб вы с этим не медлили, я никоим образом не должен противоречить ее желанию.

Я рискнула пойти на обман, чтобы узнать правду.

— Я полагаю, — сказала я, — что бабушка хочет моего брака.