Пэрл Бак - Земля

— Это провизия, — сказал Ван-Лун извиняющимся тоном, в ожидании, что привратник поведет его в дом. Но тот не двигался.

Наконец Ван-Лун сказал тревожно:

— Что же мне, итти одному?

Привратник разыграл припадок испуга.

— Нет, старый господин тебя убьет!

Потом, видя, что Ван-Лун уж слишком прост, он добавил:

— Серебро — хороший ключ.

Ван-Лун понял наконец, что привратник хочет получить с него взятку.

— Я бедный человек, — сказал он жалобно.

— Дай-ка я посмотрю, сколько у тебя в поясе, — сказал привратник.

И он ухмыльнулся, когда Ван-Лун в простоте души и впрямь поставил корзину на каменные плиты и, подняв полу халата, снял кошелек с пояса и вытряс в левую руку то, что осталось от покупок. Там была одна серебряная монета и четырнадцать медяков.

— Я возьму серебро, — сказал привратник хладнокровно, и прежде чем Ван-Лун собрался с возражениями, он уже спрятал серебро в рукав и зашагал к воротам, громко выкрикивая: — Жених, жених!

Ван-Луну, хотя он и сердился на то, что сейчас случилось, и приходил в ужас, что так громогласно извещают о его приходе, оставалось только итти за привратником, и он пошел, подобрав свою корзину и не глядя ни направо, ни налево.

Хотя ему в первый раз пришлось видеть дом городского богача, он не мог ничего вспомнить впоследствии. С пылающим лицом и склоненной головой он проходил один двор за другим, а впереди него ревел голос привратника, и по сторонам раздавались взрывы смеха. Потом неожиданно, когда ему казалось уже, что он прошел не меньше сотни дворов, привратник замолчал и втолкнул его в маленькую приемную комнату. Там он стоял один, покуда привратник ходил в какие-то внутренние покои и, вернувшись через минуту, сказал:

— Старая госпожа велит тебе итти к ней.

Ван-Лун бросился вперед, но привратник остановил его, презрительно говоря:

— Ты не можешь показаться госпоже с этой корзиной. Тут у тебя и свинина, и соевый творог! Как же ты будешь кланяться?

— Верно, верно, — согласился Ван-Лун, волнуясь.

Но он не решился поставить корзину на землю, боясь, как бы оттуда чего-нибудь не украли. Ему не приходило в голову, что не каждому будут по вкусу такие лакомства, как два фунта свинины, шесть унций говядины и маленькая рыба из пруда.

Привратник заметил его страх и презрительно сказал:

— В нашем доме таким мясом кормят собак, — и, схватив корзину, сунул ее за дверь, толкая перед собой Ван-Луна.

Они прошли по узкой и длинной веранде, кровлю которой поддерживали украшенные тонкой резьбой столбы, в залу, какой Ван-Луну еще не приходилось видеть. Двадцать домов, таких, как его дом, можно была бы поставить в нее, и они были бы незаметны: так просторна была зала и так высоки были потолки. Подняв в изумлении голову, чтобы рассмотреть резные раскрашенные балки вверху, он споткнулся о высокий порог и упал бы, если бы привратник не схватил его за руку и не закричал:

— Может быть, ты будешь настолько вежлив и упадешь вот так же лицом вниз перед старой госпожой?

Сконфуженный Ван-Лун посмотрел вперед и увидел в центре комнаты на возвышении очень старую женщину; маленькое и худое тело ее было одето в блестящий жемчужно-серый шелк, а на низенькой скамейке рядом с ней стояла трубка с опиумом, раскаляясь на маленькой лампе. Она посмотрела на Ван-Луна черными глазами, запавшими и быстрыми, как у обезьяны, на худом и сморщенном лице. Кожа ее руки, державшей трубку, обтягивала тонкие кости, гладкая и желтая, как позолота на идоле. Ван-Лун упал на колени и ударился головой о плиты пола.

— Подними его! — важно сказала старая госпожа привратнику. — Этих знаков почтения не нужно. Он пришел за женщиной?

— Да, почтенная госпожа, — ответил привратник.

— Почему он сам не говорит? — спросила старуха.

— Потому что он глуп, госпожа, — отвечал привратник, теребя волосы на бородавке.

Это возмутило Ван-Луна, и он бросил негодующий взгляд на привратника.

— Я простой и грубый человек, знатная и почтенная госпожа, — сказал он. — Я не знаю, какие слова говорят в присутствии такой особы.

Старая госпожа посмотрела на него внимательно и серьезно, словно хотела заговорить, но потом она отвернулась от него, ее пальцы сомкнулись вокруг трубки, которую раскуривала для нее рабыня, и она, казалось, сразу забыла о Ван-Луне. Она, нагнулась, жадно втягивая дым, и острота ее взгляда пропала: глаза подернулись дымкой. Ван-Лун все еще продолжал стоять перед ней, когда ее взгляд мимоходом остановился на его фигуре.

— Что этот человек делает здесь? — спросила она, внезапно разгневавшись. Казалось, она обо всем забыла.

Лицо привратника оставалось неподвижным. Он молчал.

— Я пришел за женщиной, почтенная госпожа, — ответил Ван-Лун в изумлении.

— За женщиной? За какой женщиной? — начала старуха; но рабыня, стоявшая рядом, нагнулась к ней и что-то прошептала, и ее госпожа пришла в себя.

— Ах, да, я и забыла об этом деле. Ты пришел за рабыней, по имени О-Лан. Помню, мы обещали выдать ее замуж за какого-то крестьянина. Ты и есть этот крестьянин?

— Да, я, — отвечал Ван-Лун.

— Позови живее О-Лан! — сказала старая госпожа рабыне. Ей как будто хотелось кончить поскорее со всем этим и остаться одной в тишине большой залы с трубкой опиума.

Через мгновение рабыня вернулась, ведя за руку коренастую, довольно высокого роста женщину в чистой синей кофте и штанах. Ван-Лун взглянул на нее один только раз, потом отвел глаза в сторону, и сердце его забилось. Это была его будущая жена.

— Подойди сюда, рабыня, — сказала старая госпожа небрежным тоном. — Этот человек пришел за тобой.

Женщина подошла к госпоже и стала перед ней, опустив голову и стиснув руки.

— Ты готова? — спросила госпожа.

Женщина ответила медленно, как эхо:

— Готова.

Ван-Лун, слыша в первый раз ее голос, посмотрел на ее спину, так как она стояла впереди него. Голос был довольно приятный, не громкий и не тихий, ровный и не злой. Волосы женщины были аккуратно и гладко причесаны и одежда опрятна. С минутным разочарованием он увидел, что ноги у нее не забинтованы.

Но долго раздумывать об этом не пришлось, потому что старая госпожа уже говорила привратнику:

— Вынеси ее сундук за ворота, и пусть они уходят.

Потом она подозвала Ван-Луна и сказала:

— Стань рядом с ней, пока я говорю.

И когда Ван-Лун вышел вперед, она сказала ему:

— Эта женщина вошла в наш дом десятилетним ребенком и прожила здесь до сих пор, когда ей исполнилось двадцать лет. Я кормила ее в голодный год, когда ее родители приехали сюда, потому что им нечего было есть. Они были с Севера, из Шандуня, и вернулись туда, и больше я ничего о них не знаю. Ты видишь, у нее сильное тело и квадратное лицо ее сословия. Она будет хорошо работать в поле и носить воду и делать для тебя все, что ты захочешь. Она некрасива, но это и лучше. Только люди праздные нуждаются в красивых женщинах, чтобы они развлекали их. Она и не умна. Но она хорошо делает то, что ей велят, и у нее смирный характер. Насколько мне известно, она девушка. Она не так красива, чтобы вводить в соблазн моих детей и внуков, даже если бы она не была на кухне. Если что-нибудь и было, так разве с кем-нибудь из слуг. Но по дворам бегает столько хорошеньких рабынь, что я сомневаюсь, был ли у нее хоть один любовник. Возьми ее и обращайся с ней хорошо: она хорошая рабыня, хотя немного неповоротлива и глупа. Если бы я не думала о своей будущей жизни, то оставила бы ее у себя: для кухни она достаточно хороша. Но я всегда выдаю своих рабынь замуж, если кто-нибудь хочет их взять и господам они не нравятся.